– Сколько стоит ваш чемодан? – неожиданно спрашивает она.

– Меньше, чем твоя блузка, – говорю и понимаю, что кулак всё ещё сжимает ручку от «китайского говна».

Зачем я окликнула его и извинилась после полученной от мамы смс с текстом: «У тебя всё получится»? Зачем побежала за ним? Чтобы сделать ситуацию ещё хуже? Тогда миссия успешно выполнена. Этот его чемодан, наверное, стоит целое состояние. Какой-нибудь Лубо Винтон из ограниченной коллекции. Настолько эксклюзивный, что починить его может только сертифицированный мастер из Милана, у которого очередь на полгода вперёд.

Если бы я не бежала за Стасом, он бы не попытался защититься собственным чемоданом. Не вырвал бы ручку, которую до сих пор сжимает в руках как сокровище. Отчаянно пытаюсь подняться, но пол скользкий, а Стас постоянно тянет на себя. Не хватало мне ещё испачкать его брендовую рубашку помадой. Не оберёшься говна потом. Хотя и так уже походу встряла. Но голову опускаю, чтобы не усугублять своего положения.

Ура! Наконец-то смогла подняться. Чувствую, что снова вспотела, поэтому старательно прижимаю руки к подмышкам. Чего он так на меня пялится? Аж глаз блестит. Наверное, считает в уме деньги, которые я ему теперь должна.

– Сколько стоит ваш чемодан? – решаю сразу узнать сумму своих проблем.

– Меньше, чем твоя блузка, – говорит удивлённо и отбрасывает ручку чемодана.

– Откуда вам знать, сколько она стоит? – нервничаю из-за его нежелания ответить напрямую.

– Потому что я её выбирал, – он кивает на декольте.

Ничего не понимаю. Пауза. Мне нужна пауза. Вдыхаю, мысленно считаю до десяти. Задерживаю дыхание. Выдыхаю на двадцать счетов. Это не представитель губера, это какой-то протеже Марины Львовны. Или вообще её любовник. Может быть, даже претендент на ту же должность, что и я. С чего бы ещё ему ехать выбирать отели для свадьбы?

– Лера? Ты медитируешь? – спрашивает чёртов мажор.

– Нет, я совсем запуталась в сегодняшнем утре, – честно признаюсь, пытаясь показаться слабой и выиграть время.

– Мы летим в Питер или где? – с неохотой, но спокойно спрашивает он.

– А, эм, – что-то мямлю, пытаясь сообразить, как правильно поступить.

– Соображай быстрее, нам ещё нужно пройти регистрацию и сдать багаж.

– У меня только ручная кладь, – автоматически отрезаю я.

– Ну а у меня…

– Сумка! Моя сумка! – я же сбросила её на пол, когда побежала за мажором, она до сих пор валяется там.

Резко разворачиваюсь и бросаюсь обратно к стойке. Седьмая до сих пор закрыта, но рядом есть кабинка справочной. Люди оборачиваются, кто-то лениво провожает меня взглядом, но никто даже не пытается помочь.

Отлично. Просто великолепно. Сумка не валяется. Спёрли. Двадцать первый век. А сумку в аэропорту нельзя оставить без присмотра на две минуты.

– Вы мою сумку не видели?! – панически спрашиваю у девушки за стойкой справочной.

Она равнодушно пожимает плечами:

– Это не входит в мои должностные обязанности…

Фантастика. Как раз то, что мне сейчас нужно знать. Слышала как-то, что работники аэропорта получают молоко за вредность. Теперь понимаю за что. Быть козой восемь часов кряду, наверное, очень изматывает и вредно для здоровья.

Стас подходит следом, он спокоен. Флегматично пинает чемодан на перед собой. У меня паника, дыхание сбито. Если так и дальше пойдёт, то сейчас грохнусь в обморок прямо здесь, и мажору придётся меня ловить во второй раз за утро. Он отводит меня от стойки, пропуская какую-то парочку вперёд.

– И сколько там было? – спрашивает он флегматично, после чего смотрит на часы.

– Деньги не главное! – отмахиваюсь я.

– Документы? – уточняет Стас.