Я беру чашку и усаживаюсь в постели, поджав под себя скрещенные ноги. Тусклые глаза с укором взирают на меня.

– Вот через пару годиков поженитесь, все нормально будет. А вообще ты присмотрись получше. Может, не чета ты ему, – сказала она, оплетая пальцы сигаретным дымом.

Её железобетонная уверенность в собственной правоте одновременно и чересчур, и недостаточно сильно бьёт по мне. Я делаю вид, что её замечание меня никак не задело. Впрочем, бог с ней, сейчас не до неё. А может, она права. Наверное.

Я отхлёбываю горячий чай – аромат заглушён вкусом сахара – и закашливаюсь. Поэт вырастает в проёме и улыбается, как ни в чём не бывало. Я вглядываюсь в тайну и величие этого мальчика – недосягаемого. Мы существуем в одном и том же месте, в один и тот же момент. Уму непостижимо.

– Мы пойдём погуляем, – говорит он.

Ванина бабушка улыбается в ответ, показывая следы помады на зубах. Он ждёт моей реакции. Я тоже улыбаюсь и киваю. Я ещё способна радоваться за него. Я рада, что его ждёт целый мир с девушками на любой вкус, которые будут визжать, как при виде Элвиса Пресли, исполняющего свой фирменный танец бёдрами.

Он уходит, а я остаюсь лежать в комнате с жёлтыми занавесками, кактусовым садом на подоконнике и скопившимся на полу тополиным пухом. Вполне в моём духе. Перспектива, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего, была, увы, почти нулевой. Однако что пользы думать об этом? Я недвижно лежу в постели, закрываю глаза и притворяюсь, что сплю, пока действительно не засыпаю.

Наутро я самовольно выписалась из временной палаты в Ваниной квартире и отправилась домой. Голова была тяжёлой, горло болело. Такое чувство, будто я страшно состарилась, пока спала. Хотелось опять забраться в сон. Я сказала, что неважно себя чувствую, и с утра до вечера сидела, запершись в своей комнате, почти ничего не ела. В таком смятении прошло несколько дней. Выходить не было никакого даже символического смысла. Я замкнулась в себе, отстранилась, слушала плеер и курила на балконе. Мне ещё предстояло свыкнуться со случившимся.

С поэтом у нас всё началось с игры в покер и продолжилось подпольными играми, о которых знали только мы и пара его друзей. Он способен рассмешить меня, а также – напугать. Однажды, когда я лежала с температурой, он признался, что у него ВИЧ, и добавил: «Поэтому твоя простуда сейчас особенно опасна». Я поверила и безропотно приняла эту новость. Дело в том, что если ты сам привык говорить правду, то часто забываешь, что другие могут врать. У меня вообще такой характер: говорю всё как есть, мне даже в голову не приходит, что можно соврать. На следующий день он невзначай сообщил, что это была шутка. Шутка.

Многие его истории напоминали сюжет фильмов нуар или детективов с запутанной интригой. Он показывал мне сообщения от своей бывшей девушки, которая была повстанцем армии сапатистов, преследовала его и угрожала, что убьёт, если он не присягнет ей на верность, а потом оказалось, что он сам создал этот аккаунт. Это были его игры. Он называл это «обрести перспективу». Я не понимала, что это значит, но подыгрывала, мол, я такая же отвязная, как и он.

Мы образовали некий кокон, как бабочка шелкопряда, и хорошо проводили время. Особенно ночи – чертовски хорошо. Редко у него дома, прячась от его родителей, сохраняя иллюзию, будто они не замечают копошения в комнате сына и не видят тень, которая проскальзывает ночью мимо их спальни в туалет. Они либо подыгрывали, либо им было всё равно, но так как это происходило нечасто, они, наверное, не возражали. Он периодически уходил из дома, и, возможно, они были рады, что он возвращался, пусть и не один. Кто знает, он утверждал, что они только и ждали, когда он уйдёт насовсем. А сам он радовался любой возможности сбежать. Вероятно, у него на это были какие-то свои, неведомые мне причины.