Она подала мне выпавшую бумажку.

- Это не мое, - тут же отстранилась я. – Мне это подсунули.

Мирин прыснула.

- Ты чего как в допросной? – она смело развернула листок. – О, а вот и фейский контракт!

Я тут же вырвала у нее листок, быстро развернула и впилась взглядом.

- Ну, что там? Что там? – Мирин аж подпрыгивала от нетерпения, нисколько не сомневаясь, что с ней поделятся информацией. Мне и самой было интересно. Очень интересно. Жуть, как интересно. И «жуть» тут – главное слово. Чего там напридумывала эта сумасшедшая феиха?

- «Контракт на желание», - прочитала я витиеватое название, выведенное фиолетовыми чернилами. – «Сие желание даруется крестнице моей, Любови Саушкиной, во исполнение пятнадцатилетнего обязательства и от всей души».

- Ну, дальше-дальше, - поторопила меня Мирин, приплясывая рядом от нетерпения. – Это все мура, пропускай. Самое главное там, где в стихах.

Я пробежала глазами строчки с нудятиной, вышедшей из-под пера местных нотариусов, и нашла такое четверостишие:

Люблю я крестницу свою.

Кусочек счастья ей дарю.

Пускай ей крупно повезет:

Пусть принца своего найдет.

Под этим бездарным сочинением стояла размашистая подпись – похоже, сделанная кровью – и сургучная печать с изображением биты, звездочек и птичек, летающих по кругу.

- Ой, какая прелесть! – Мирин подхватила лист и закружилась с ним по комнате. – Это же настоящее заклинание феи! Первый раз вижу. Восторг! Прелесть-прелесть-прелесть!

Она запрыгала по комнате, повизгивая от радости. Потом вспомнила про меня:

- Пошли скорее вниз, - сказала Мирин, дернув меня за руку так, что кости чуть не вылетели из суставов. – Надо показать Айше. Давай-давай!

И мы полетели вниз. Я кое-как перебирала ногами: лесенка была довольно крутой, и мне не хотелось расстаться с жизнью методом переломанной шеи. На последней ступеньке все-таки споткнулась и полетела вперед – прямо в объятия шкафоподобного человека. Тот, в отличие от Кречета, ловить «падшую» женщину не стал, так что я врезалась ему в живот, отскочила и уселась на задницу. Темные, налитые кровью глаза размером с блюдца сурово прищурились, заскрипели зубы, и туша двинулась на меня.

- Любовь, чего сидишь, отойди, Волдырь пива хочет, - прочирикала мне Мирин. Я тут же подорвалась и послушно отскочила в сторону. Человек-шкаф величественно прошествовал к стойке, бухнул на нее пустую кружку размером с бочонок и забрал другую – такую же, но полную.

- Изв-вините, - покаялась я, но представленный мне Волдырь не обратил на случайную помеху никакого внимания.

- Айша, ты щас умрешь! – Мирин тут же атаковала освободившуюся барную стойку, грозно размахнувшись и припечатав к ней лист бумаги. – Она и правда крестница феи!

И Мирин ткнула в меня пальцем, едва не попав в глаз. Постояльцы тут же заскрипели стульями, разворачивая к нам свои жуткие физиономии. Я почувствовала себя товаром на прилавке купца, нахваливающего товар.

- Да ну? – у Айши из рук выпала и загрохотала по полу кружка Волдыря.

- Да! – радостно подскочила Мирин, растянула листок на манер скрученных грамот для глашатаев, откашлялась и звонким голоском зачитала феину писанину всем интересующимся. Народ, как и ожидалось, беззастенчиво заржал, но это лишь усилило пыл обеих девушек (так уж и быть, припишем бармена к женскому племени).

- Прелесть! – жутковатым хором откликнулись обе «дамы», как только декламация закончилась, и закружились по комнате, радостно визжа и заставляя стулья ходить ходуном по вибрирующим половицам.

Постояльцы привычно уворачивались и берегли свою посуду. Но хуже всего было то, что, закончив свой танец, дамы налетели на меня, усадили и принялись трещать над головой, не давая опомниться: