– Зовёт меня Ивановой невестой. Шутит, конечно, но больше молчит, не ругает.

– Значит, нейтралитет занял, наблюдает за нами со стороны, – усмехнулся Иван. – Это уже неплохо. Пусть наблюдает. Ничего плохого мы себе не позволяем, правда?

– И не позволим! – немного повеселев, произнесла Тоня громко. – А если кто-то надумает распускать руки – рискует нарваться на неприятности.

Дождь закончился быстро. Сбросив излишнюю тяжесть, туча легко и сноровисто удалилась к горизонту. Воздух насытился влагой, стало свежо.

– Пора по домам, – сказала Тоня отрывисто, приказным тоном, не терпящим возражений, будто была здесь старшей.

Иван всегда поражался резким переменам, происходящим в этой девушке. Ещё несколько минут назад она могла казаться ему маленькой, сопливой девчонкой, задающей вопросы с какой-то детской наивностью, а потом вдруг с поразительным рассуждением углублялась во взрослую жизнь.

В такие моменты Иван смотрел на Тоню с большим удивлением и даже восхищением, она представлялась ему старше лет на пять, а то и больше. Возможно, именно за такие перемены и неординарность тянуло его к этой девушке.

Иван не удержался, приподнялся над столом и намеревался поцеловать Тоню. Та успела увернуться, и он губами уткнулся ей в шею. Тоня рассмеялась от своего озорства, и в этом всплеске короткого смеха угадывалась её тихая радость и первое девичье счастье.

Взявшись за руки, они зашагали по направлению к посёлку.

В окнах жилых домов одно за другим лопалось и пропадало желтое пятно света.

В бараке ещё царило сонное царство, когда Иван, схватив вёдра, скорым шагом направился к колодцу. Надо было срочно натаскать в бак воды. Мать с утра затевала большую стирку, а для этого требовалась уйма воды. Сам Иван запланировал отправиться на прополку вымахавших сорняков на картофельном поле.

Накануне он встретил отца Тони – Савелия Архиповича, когда возвращался из магазина.

– Привет, Иван, – весело проговорил сталевар, поравнявшись с ним. – Когда собираешься тяпать картошку?

– Здравствуйте, Савелий Архипович, – поздоровался Иван и пожал протянутую ему руку. – На завтра запланировал.

Иван намеренно ответил «запланировал», а не «запланировали». Так его ответ звучал более солидно, повышал собственный авторитет в глазах Тониного отца.

После памятного разговора с Тоней в ту майскую грозу, под навесом сплавщиков, Иван долго размышлял, что же нужно такое ему сделать, чтобы родители девушки поняли: он парень надёжный и не вредный, и нет причин для препятствия встреч с их дочерью. Он понимал, что ему, прежде всего, нужно заручиться доверием, основательно развеять их мнение о себе, как о неблагонадёжном человеке.

Он начал действовать. Когда родители Тони были на работе, Иван без их согласия принялся выполнять кое-какие ремонтные и хозяйственные работы во дворе их дома.

Доставшийся от бабушки дом только на вид казался крепким и добротным, на самом же деле он обветшал от времени, в нём понемногу рушилось всё.

За устранение этих мелочей и принялся Иван.

Тоня вначале противилась, боясь, что отец может рассердиться за такое самоуправство, и тогда будет только хуже. Но, подумав, всё-таки отступилась, предоставив Ивану полную свободу действий.

Савелий Архипович оказался понятливым мужиком в житейских вопросах и положительно оценил результат стараний Ивана, похвалив парня перед женой в присутствии дочери. Об этом Тоня сообщила Ивану на следующий же день.

Через пару недель Савелий Архипович уже здоровался с Иваном за руку и не препятствовал его присутствию в своём доме.

Отношение Тониной матери тоже немного потеплело, но лёд отторжения к нему, как к сыну врага народа, полностью не растаял. Какая-то внутренняя насторожённость в ней все же сохранялась. Иван это чувствовал по её немногословности, по пристальным, изучающим взглядам во время встреч. Он старался не придавать этому большого значения и делал вид, что не замечает плотно поджатых губ Тониной матери при общении с ним.