– Охота была тебе сюда возвращаться? Живи полной жизнью.

– Я своего слова не меняю. Бывайте!

Обнялись, расцеловались. Закрыв за собой дверь палаты, прислонившись к косяку, выдохнула:

– Уф! Наконец-то!

Подскочил Тимофей.

– Тебе нехорошо?

– Мне очень хорошо. Бежим скорей, пока не вернули.

Схватившись за руки, они побежали вниз по лестнице, вызывая недоумение больных и медперсонала. Но они никого не видели вокруг – они были только вдвоём. Только Он и Она.

За три дня, проведённых дома, Маша заметно оживилась, повеселела, всё делала вприпрыжку, напевая что-то лёгкое, это были всё детские песенки. На лице её появился здоровый румянец, совсем не тот, что видел он на её щеках перед госпитализацией. Когда Тимофей расспрашивал её о лечебном процессе, она по-ребячьи надувала губки, говорила, что это совсем не интересно, и она хочет поскорее об этом забыть. Перед выпиской профессор Рабухин рекомендовал ей больше бывать на воздухе. «Хорошо бы за городом, – сказал он, – совершать пешие прогулки, но не уставать, а если, случится, устанет, лучше посидеть в саду или в парке, тепло укутавшись». Этой программы они и придерживались. Когда находили удобное местечко, где не было сквозняков и надоедливых прохожих, Тимофей извлекал книгу и продолжал читать. Так они постепенно добрались до второй части.