– Ой!

– М-м-м? – невнятно бормочет Дилан, сонно щурясь. – О, доброе утро! – Он забавно поводит головой, словно только что меня заметил, и прядка падает ему на лицо.

Не устояв, улыбаюсь.

– Доброе. Ты мне чуть глаз не выбил.

– Да? – Дилан приглаживает волосы и растирает щеки, чтобы взбодриться. – Извини, я верчусь во сне. Правда, прости. А ты храпишь! Мы квиты.

– Эй, Дилан! – зовет Терри.

Со стоном утыкаюсь в подушку. Мы проспали часа три, не больше, а я бы не отказалась от еще как минимум девяти.

– Черт бы его побрал, – сердито ворчит Дилан в потолок.

Смеюсь в подушку.

– У тебя вся семья с причудами?

– И не сомневайся. Только с разными, на любой вкус. – Повернувшись, он целует меня в плечо. – Пожалуйста, оставайся на месте, в этой кровати, в этом наряде, пока я не вернусь из нашего с Терри алкотура.

– На мне нет никакого «наряда», – удивляюсь я.

– Вот именно.

– Дилан, нам пора!

Он наклоняется и нежно целует меня в губы.

– Ладно уж, можешь встать и одеться, – но только при крайней необходимости. И не исчезай, пожалуйста.

– Я здесь на все лето, так что никуда не денусь.

Дилан улыбается в ответ. Расслабленный, немного растрепанный, непослушные волосы снова лезут в глаза.

– Прекрасно, – отвечает он, мягко целуя меня. – Вчерашняя ночь была… незабываемой. Ты просто чудо.

Краснею так сильно, что он смеется – уверена, что он чувствует жар, излучаемый моей кожей. Я хочу сказать ему, что он всегда говорит идеальные слова, но это будет слишком. Хотя я уже покорена, ему незачем об этом знать. Узнает – и окажусь в полной его власти. Не будет больше тоскливых взглядов у бассейна, как вчера.

Сейчас

Дилан

Специалисты приехали чинить машину Деб. Я честно пытаюсь слушать их объяснения насчет тормозов и рулевого механизма, но разговоры про автомобили всегда наводят на меня жуткую тоску. То же самое, когда отец рассказывает про регби. В шестнадцать лет я знал наизусть «Двенадцатую ночь» Шекспира, а вот какие там у игроков приемы, до сих пор толком не понимаю.

Кевин заводит с Деб обстоятельную беседу о тормозной жидкости, Родни стоит рядом и горячо кивает, я наблюдаю за Адди, а Маркус наблюдает за мной.

– Смотри дырку не прожги, – советует он, подойдя ко мне из-за спины.

Мы до сих пор стоим на обочине, и рев двигателей стал привычен, как фоновый шум. Напоминает сверчков во Франции, которых я совершенно не замечал, пока они внезапно не замолкали.

Автомеханик смеется над какой-то фразой Адди, и я испытываю почти настоящую боль, когда вижу ее ответную улыбку. Он довольно симпатичный – бородка, яркие глаза. Испанец, наверное.

– Знаю, тебе неприятно это слышать, – тихо говорит Маркус, спускаясь следом за мной к остальным. – Не хочу быть скотиной, но… Окей, я слегка перегнул в машине, признаю, но ведь это правда. Дил, говорю тебе, как друг: назад дороги нет. Пора двигаться дальше. Почти два года прошло!

Хочется его ударить. Столько раз подмывало, но я всегда сдерживался. Отведу душу, а дальше снова буду верным и надежным другом.

– Адди! – Деб машет телефоном. – Адди! Шерри звонит…

Деб вернулась из супермаркета немного взлохмаченная и страшно довольная. Я задал очевидный вопрос: «Извини конечно, но как? В смысле, где?!», а она радостно ответила, что Кевин перевозит кресла в фуре, так что ей повезло совместить две любимые вещи сразу: секс и удобство.

– Не отвечай, – хором взываем мы с Адди.

Все молча смотрят на вибрирующий телефон.

– Рано или поздно придется с ней поговорить, – вздыхает Деб, когда звонок переключается на автоответчик. – На подготовку к барбекю уже не успеть. – Она открывает на телефоне карту. – За пять с половиной часов мы проехали сто девяносто километров. Осталось… еще четыреста восемьдесят.