– Нет, мне больше нравится Алёна, хотя по паспорту я – Елена.

Я подумал, что как не назови, мне она сама не очень-то нравится. И эта её своеобразная манера каждую свою тираду начинать со слова «нет»! Сейчас, с учётом моих намерений, я хотел бы слышать преимущественно «да».

Спрашиваю:

– Ты девочка по имени Нет?

– Нет…

– Тогда скажи «да».

– Да.

Углубляться в смысл моих умозаключений она не стала: то ли постеснялась, то ли не догадалась. По-моему, второе. Признаться, я рад, что не задаёт лишних вопросов. Меня не интересуют её мозги, пусть она будет глупенькая, лишь бы не «ужас, какая дура».

Пока мы знакомимся с неотразимой Алёной, Валера с Никой снуют из кухни в комнату, выставляя всё, приготовленное Валерке родителями на два дня, плюс то, что мы сами прикупили по пути к Закам. На столе оказались котлеты, рис, консервы, розовые круги нарезанной колбасы и венец меню – огняк фруктяка, яблочного вина, самого популярного спиртного напитка советского студенчества (в силу дешевизны, конечно). От Валеркиного супа все отказались.

Едва усевшись за стол и глянув на свою тарелку, Алёна заметила:

– А где ножи?

– Зачем? – удивилась Ника. – Тут резать нечего.

– Всё равно ножи надо подавать. Вот когда я была в Европе… – И она стала учить нас политесу.

Она действительно ездила с народным хором в какую-то восточно-европейскую братскую страну соцлагеря и насмотрелась там кое-чего. Я за границей не был, но мои родители говорили, что там даже отварной картофель в гарнире режут. Алёна решила покорить всех своей культурностью.

– Так чего тебе надо? Нож? – спросил Зак.

– Да, – сказала она.

– О! Наконец-то я услышал «да!» – негромко, но многозначительно сказал я, наклонившись к Алёне.

Зак принёс большой кухонный тесак и положил рядом с её тарелкой. Понятно, что прикололся, но её это не смутило. Она взяла нож и порезала сразу весь кусок колбасы в своей тарелке. В Европе она, видимо, не заметила, что отрезают по одному кусочку и сразу кладут его в рот. Да и вряд ли воспитанный человек потребовал бы нож, если хозяева не предусмотрели этот прибор. Вообще-то самый простой способ узнать получше человека – это отобедать или поужинать с ним. То, о чём он говорит в этой ситуации и как он ест расскажет о нём больше, чем кто-либо или он сам о себе. Я, конечно, не такой уж дока и денди, но элементарным правилам меня родители научили. Например, обнаружить свою невоспитанность можно, если облизать пальцы или положить хлеб на скатерть. Вот, пожалуйста: Алёна засунула палец в рот, положила возле тарелки надкусанный в нескольких местах кусок хлеба и поставила локти на стол. Букет! Компания у нас, конечно, простецкая, и всё же тот, кто не позволяет этого никогда, не сделает нигде, автоматически. Не займись подруга наша поучениями, я возможно, и не заострил бы внимание на её манерах, а то ведь выставляет себя леди, а сама – заурядная снобиха, что, кстати, освобождает и меня от необходимости изображать джентльмена.

Каждый раз, когда наполняли хрустальные фужеры фруктяком, Алёна горячо протестовала, будто ей льют за шиворот:

– Хватит, хватит! Ох, куда столько! – И неизменно выпивала до дна.

Наконец я не выдержал и сказал ей:

– Пусть льёт, сколько хочет, а ты пей, сколько можешь. Ферштейн?

После моего замечания она протестовать больше не стала, но и меньше пить не изволила. Подогретая вином Алёна перешла к следующей части своей программы – обольщению. Она обняла меня за одно плечо, потёрлась о него головой и сказала:

– Мне говорили, что я похожа на Саске.

– Как две капли воды! – восхищённо согласился я и обнял её за талию.