– Да, ей лучше не говорить, вы правы. Скажи ей – она тут же помчится за вами в аэропорт. Ради Гали она готова лететь хоть на Луну.

– Это верно. Возвращусь – сразу позвоню.

– Удачи вам, Вера Ивановна!

Дома на вопрос матери, нет ли новостей от Веры Ивановны, Александр, отвернувшись, чтобы она не увидела его бегающих глаз, ответил, что новостей никаких нет и что каждый день приставать к нему с этим вопросом не надо. Нину Михайловну такой резкий ответ сына удивил, но она ничего не сказала и ушла в свою спальню. Весь следующий день Александр провел на стендовой буровой, где испытывался объемный двигатель последней модификации. Домой приехал поздно и, чувствуя, что от первого же вопроса матери может «расколоться», сослался на усталость и прилег на диван. Вдруг кто-то постучал в дворовую калитку. Нина Михайловна недоуменно пожала плечами и, накинув на плечи шаль, пошла открывать дверь. И тут же вернулась, поддерживая бледную осунувшуюся Веру Ивановну.

– Ни за что не угадаешь, откуда прибыла наша дорогая гостья, – обратилась Нина Михайловна к сыну. – Ухаживай за Верой, пока я соберу что-нибудь на стол.

– А вот и угадаю – из Горького, – Александр понял, что скрывать обман от матери уже не имеет смысла. Он помог Вере Ивановне раздеться и усадил за стол. Нина Михайловна придвинула к ней тарелку с шаньгами и пирожками, мед, кружку заваренного чая.

– Вначале попей чайку с медом и шаньгами, потом будешь рассказывать, что ты наездила. – Заметив, что сын пытается что-то сказать, одернула его: – А ты пока помолчи, тоже мне заговорщик! Я ведь сразу заметила, что ты ходишь сам не свой, но решила подождать, когда сам все расскажешь. Ну и дождалась. Вы без меня все решили…

– Не сердись, Нина, – Вера Ивановна отодвинула недопитый чай. – Не до ссор сейчас. Горе у нас всех большое. Не знаю, как об этом сказать… Нет больше Риммы Степановны, вот…

– Что ты говоришь, подруга? – Нина Михайловна даже привстала со стула, на котором сидела, но снова села. – Я все понимаю и не сержусь на вас, что вы со мной не посоветовались. Ну, решили съездить – и решили! Что теперь?.. Хотя меня позвать надо было. Вдвоем что ни делай – все надежнее. Ну, хватит ныть, это я о себе. Значит, прилетела ты, пришла к ней, а ее нет, переехала. Так было, Вера?

– Не к месту что-то ты разговорилась, Нина… Ее совсем нет. Умерла наша Римма Степановна, понимаешь?

– Как это умерла? Совсем, по-настоящему?

– А как еще умирают? Кроме как по-настоящему, никак.

– Господи… За что ты так ее? Она же человек была замечательный. – Нина Михайловна посмотрела на сжавшегося в большой человеческий комок сына. – Правда, сынок? Галю нашу как могла спасала. Что бы с ней было, если бы не она? – Нина Михайловна посмотрела на икону со Спасителем. – Я так тебя просила помочь Римме Степановне! На коленях перед тобой стояла, а ты… – Она не договорила, поднялась, махнула на икону рукой и, пряча плачущее лицо, вышла из кухни.

– Давайте накапаем ей валерьянки и пойдем к ней. Ее нельзя сейчас оставлять одну, – сказал Александр, роясь в домашней аптечке.

После выпитых валерьяновых капель Нина Михайловна чуть отошла и даже попыталась шутить:

– Совсем распустилась. Чуть что – и сразу в слезы! За Риммой Степановной, что ли, собралась? Ну, рассказывай, Вера, все по порядку. Как это было. Обещаю – слез не будет!

– Ну, прилетела я, нашла дом, квартиру, – совсем тихо заговорила Вера Ивановна. – Дверь открыла молодая женщина, лет тридцати пяти – тридцати шести. Пригласила войти. Я вошла, а там куча детей – от малышей до почти взрослых. Половина из них – она сказала – приемные. Узнав от меня, что я приехала к Римме Степановне из Перми, вначале замялась, но тут же, разговорившись, рассказала о ней все, что знала и что с ней произошло.