– Спроси, чего она хочет? – сказал я после затянувшейся паузы. – Может, думает, что мы колдуны!


На селянке презабавно смотрелись куцые панталончики с рюшами и бежевая, светлая маечка на тоненьких бридочках, под которой угадывались две голубки. За девочкой, будто выпорхнул из придорожных кустов барбариса, ромашковый ангел – трепетный, светлоокий мальчуган лет семи. Дети, молча, смотрели на нас будто мы, в самом деле, нежданно-негаданно свались к ним на дорогу с далёкой Луны.

Людмила разъясняет, что мы издалека, что мы русские, что приехали из России, из города Санкт-Петербурга, и что у нас сломалась наша педальная машина, и ей (машине) срочно нужен ремонт. Мальчик понял, утвердительно кивнул головой, и метнулся к дому за продольную изгородь. Однако скоро вернулся и жестом предложил следовать за ним.

Людмила скрылась за высоким кустарником. Я остался на трассе в компании длинноволосой девочки и не сразу заметил, что за мной наблюдают: мужчина, а за ним несколько женщин. Я двинулся к ним, но понял, что дети ожидали от меня, как от заезжего артиста, какого-то фортеля. Я сорвал травинку, растянул между пальцами и с силой дунул через неё. Вышло задорное: «Кукарекууу!»

Взрослые исчезли, когда я услышал:


– Игорь, нас ждут!

17. Дом, увитый плющом

Дом, увитый плющом, куст боярышника у порога. Из комнаты с белыми, будто прозрачными стенами, распашная дверь вела в сад. У окна – Саксонский кабинетный рояль цвета слоновой кости, над ним икона Спасителя.

Я поздоровался с мужчиной, которому на вид было лет шестьдесят. Его глаза увеличивали стекла очков в золотистой оправе. Он был облачен в джемпер малинового цвета, домашние, мягкие брюки. И, когда я вошел, он сидел за овальным столом, на котором был разложен карточный пасьянс. Хозяин дома выдохнул изо рта мутную речку сигарного дыма, внимательно посмотрел на меня, произнес:


– Меня зовут – Гюнтер Гёринг, я местный пастор. Не сомневайтесь, вам непременно помогут. Юни, – обратился он мальчику, – будь добр, принеси телефон.


В комнату, как в кинематографе, плавно, казалось, вплыла зареванная Людмила, а за ней женщина в простом, коричневом платье с белоснежным, накрахмаленным воротничком. Рената приветливо улыбалась, сочувственно кивала головой, подливая жене кофе из термоса. Гюнтер, положив трубку, уведомил:


– Кончено. Ступайте на трассу, – и, как ни в чем не бывало, углубился в игру.

– Железо без нас, – сказала Рената. – Мы с Людмилой немедленно едем к морю навстречу с друзьями!


Когда я вернулся к веломобилю, то обнаружил уже целое собрание аборигенов.


– Probleme?9 – спросил один из них.


Без Людмилы мне стало непросто подбирать слова, тем более, увязывать их в предложения. Я попросту указал на «проблему» рукой, точно предал на казнь лучшего друга.


– А-а… – понимающе протянул человек в комбинезоне, – Scheiße! Kein Problem!10 И, не сходя с места, он набирает номер по радиотелефону.


Вокруг изобилие свежей, июньской зелени, игра солнечных бликов, дурман полевых трав. Мне почудилось, что я уже видел, и эти дома, и знакомые, почти родные лица людей. Раскидистые, высокие платаны, казалось, были посвящены в тайну села и его обитателей. Мужчины и женщины подходили с разных сторон, чтобы просто поздороваться, поддержать… Я очнулся, когда веломобиль закатили на брезент.


– Минуту, товарищи! – воскликнул я. – Я должен знать, во сколько обойдется ремонт?


Правдоподобие грезы распалось.


– Zur Ehre Gottes,11 – произнес мужчина в белой сорочке с засученными по локоть рукавами. – Dreifaltigkeit!12

– Что?.. Простите, я не совсем…

– Kein Geld,13 – успокоил меня Петер Новаки, разливая игристое вино по бокалам.