– Вот ты и мужчина.

Потом спрашивает, почему я молчу.

– Я не говорю по-французски.

Я бы покривил душой, если бы воздержался от такого оправдания. Она встает и закрывает окно. Зловонная тишина воцаряется в комнате, я больше ничего не слышу. Она подает мне стакан воды, отвечает на телефонный звонок, махнув рукой на ванную. Пора уходить. Но когда я стою под душем, понимая, что мне следует поторопиться, происходит нечто странное, то, что задерживает меня. Совсем новое ощущение заструилось по моему телу. Самые простые жесты – взять мыло, ополоснуть волосы, вытереть шею полотенцем – обрели неожиданную гибкость. Я живу в моих мышцах и членах с грацией и точностью танцора. Я чувствую себя мужчиной – это ново, глупо, но это правда. Возникший у меня перед глазами образ дяди растушевывает незнакомые эмоции. Дядя смотрит на меня, улыбаясь, с удовлетворенным, почти гордым видом. Я спускаюсь по лестнице вприпрыжку и на первом этаже, остановившись, чтобы погладить перила, изгибу которых следую, чувствую силу своих пальцев, сжавших лакированное дерево. Вновь оказавшись на улице у банкомата, я сказал себе, что это все-таки дорогое удовольствие и надо как можно скорее возместить дяде потраченные деньги, увеличив таксу за уроки.

Я наконец-то познал секс, встречу ли я любовь? Я чувствовал, что одно готовит к другому, но запретил себе связывать их напрямую или делать поспешные выводы.

Надо вам сказать, что у меня есть два секрета, которые, в зависимости от времени дня или ночи, либо воодушевляют меня, либо тяготят. Первый секрет, грозный и царственный, наполняет меня гордостью, ибо удаляет от своры, хотя мне случается завидовать тем, кто лает, полагая, что я заблуждаюсь.

Я верю в любовь.

Я верю в любовь, которая снисходит с небес и со-единяет нас, чтобы мы нашли друг друга, когда нас отвлекают всевозможные дела, помогающие о ней не думать. Я верю в любовь, как иные верят в Бога – не потому, что хотят этого, а потому, что просто знают, что Он есть, вот и все. Это не имеет ничего общего с мышлением. Я ношу в себе эту любовь, как ребенка, который опережает меня и ждет рождения, он обязательно появится на свет, вырастет и потом, быть может, уйдет во тьму. Никто в моей семье не посвятил меня в эту тайну, я один ее великий жрец и ученик, алхимик и участник. Я не изображаю чувства – скорее, усиленно сопротивляюсь возбуждению и ловко защищаюсь от физического контакта. К тому же, когда дядя говорил мне о женщинах и о том, как важно их познать, – хотя сам он не был женат, – то всегда заканчивал свою речь, повышая голос, почти конфуцианской сентенцией: «Мы представим тебе ту, что станет матерью твоих детей, и ты должен будешь ее уважать». А потом добавлял с утробным смешком: «Особенно если у нее будет много денег!»

После несчастья я делю с моим дедом второй секрет. Но это не самое главное. Куда важнее та история, которую он любил мне рассказывать, когда чистил сушеные орехи во дворе или когда садился в изножье моей кровати, если мне не спалось.

Это история о Ткачихе и Волопасе, древняя народная сказка моей страны.

Мой дед был талантливым рассказчиком, и я представлял себя этим юным Волопасом, который ушел жить в горы с единственным спутником – буйволом. И какое же счастье для этого юноши вдруг встретить семерых красавиц, спустившихся с небес, и среди них ту самую принцессу, которую ему суждено полюбить и на которой буйвол советует ему жениться.

«Всегда надо внимать советам буйволов, – подчеркивал дед и неожиданно спрашивал: – Мне продолжать? Ты не устал?» Я отвечал, настойчиво сжимая его руку.