Глубоко вздохнув, Тьяна пристроила чемодан у изножья кровати и огляделась. Комната, не кокетничая, сразу выставила напоказ все свои изъяны: потертый коврик у постели, комод с побитыми углами, устало привалившийся к стене шкаф с кривой приоткрытой дверцей. Узкое окно почти затянула, наподобие внешней шторы, виноградная листва. В надколотую раковину капал кран, а на потолке желтел след протечки: вот тебе и «лучше жить повыше».

А все-таки здесь чувствовалось главное: студенческая свобода, не виданная, не ощущаемая в Деве. Она проглядывала в пустоте книжных полок, и сквозь прутья одинокой кровати, и в этой раковине – кремовой, с золотым растительным узором и совершенно новой, если отмотать лет сто назад. Комната словно говорила: сними маску, отдохни, здесь ты можешь быть собой. Злой, потерянной, разбитой и готовой сразиться за свою жизнь. Неидеальной девушкой в неидеальном месте. Тьяна подумала, что могла бы устроиться тут и прожить все пять лет – пройти все пять кругов. Лишь бы выгорело дело.

На кровати, поверх покрывала, лежала форма. Пока еще не своя, но и не чужая – пустая оболочка, в которую предстояло влезть. Пиджак, жилет, юбка и изящная змейка галстука. Все отутюженное и, кроме белой рубашки, фиолетовое. Виноградное. Рядом, на прикроватной тумбочке, лежала круглая шляпная коробка – небольшая, как раз под «таблетку», любимый Тьянин фасон. Еще один ежедневный комплект, а также вечернее платье и спортивная форма висели в шкафу: из-за дверцы выглядывали рукава.

Тьяна знала, что так будет: за пару месяцев до переезда она посетила швейную мастерскую «Однажды и навсегда», что на протяжении долгих лет изготавливала форму для студентов Старика. В Деве не шили на заказ, платья из плотной серой ткани выдавались мастерицей «на глазок» и не обменивались ни при каких условиях, а вместо шляп носили косынки. Служение в храме науки предполагало скромность.

Полная и подвижная дама с прической, похожей на взбитые сливки, ловко сняла мерки и протянула анкету с двадцатью вопросами: любите ли вы крой поуже или пошире, не желаете ли брюки вместо юбки, какой вид шляпок предпочитаете – а рядом оконце для зарисовки, если не знаешь названия. Пока Тьяна заполняла, ей принесли бокал с мутным желтоватым напитком. К ободку крепилось соцветие бузины. Убрав украшение – попав в кишечник, выделит синильную кислоту – Тьяна сделала пару глотков. Легкая, свежая сладость растеклась по нутру, а вместе с ней и уверенность: все теперь будет иначе.

Предчувствие не обмануло. Только тогда, попивая бузинный напиток, Тьяна и подумать не могла, насколько все изменится.

Разглядывая форму, лежащую на кровати, она снова ощутила темную тоску. Все вокруг будто лишилось красок, сделавшись карандашным наброском: черно-белый мир и царапины грифеля. Вот бы кружиться по комнате, вот бы прыгать на матрасе, вот бы фантазировать вслух: какие свечи купишь, чтобы разгонять виноградный сумрак, и какими книгами заставишь полки – прямо сейчас, в присутствии Гнев, почему бы и нет. Тьяна хотела чувствовать все то, ради чего усердно трудилась целый год, но не могла. «Любомор» не позволял.

Накатила тошнота, словно от забродивших внутри неиспытанных эмоций, и Тьяна метнулась к раковине. Подавив позыв, крутанула вентили и склонилась над хилой струей. Притворилась, что решила умыться.

За спиной простучали шаги и скрипнула дверца. Обернувшись, Тьяна увидела полотенце с мистерианским геометрическим узором, любезно протянутое Гнев. Взяла, промокнула лицо. От прохладной воды и мягкой ткани, пахнущей стиральным порошком, Тьяне немного полегчало.