Да, я понимаю, что Римма сейчас в сложной ситуации. Развод, ребёнок, кредиты – это бесспорно, тяжело. Но почему это должно становиться нашей проблемой и мы должны брать на себя её финансовые обязательства?

Согласна, я зарабатываю меньше Мирона, но это не даёт право моей свекрови распоряжаться нашим семейным бюджетом.

Мы с Мироном семья и у нас свои планы, свои цели, свои мечты. И я, в конце концов, не собираюсь отказываться от них ради того, чтобы решать проблемы его сестры.

– Римма, она одна…

Да, да, выучено. Сейчас она опять начнёт жаловаться на то, как ей тяжело и семья должна поддержать.

Пытаюсь вспомнить, насколько часто мы обсуждали эту тему раньше, и понимаю, что всё это началось с того момента, как Римма развелась и осталась одна с детьми.

Моя свекровь зациклилась на её разводе, не замечая теперь вокруг ничего другого.

– Всему есть предел, – говорю, стараясь держать голос ровным, хотя внутри всё кипит. – Не будет Мирон платить за вашу дочь в следующем месяце.

Мои слова звучат резко, почти грубо, но я не могу иначе. Устала от этих разговоров, от этих намёков, от этого давления. Устала от того, что наша жизнь постоянно крутится вокруг проблем Риммы.

Татьяна Алексеевна смотрит на меня, и её лицо меняется. Ласковость исчезает, уступая место очередному холодному нескрываемому разочарованию.

– Оля, я не ожидала от тебя такого, – говорит, и её голос звучит как укор. – Мы же семья. Мы должны поддерживать друг друга.

– Семья – это не значит, что мы должны решать бесконечно все проблемы за других. У нас свои заботы и планы. Почему это не учитывается?!

Она молчит, но её взгляд говорит больше, чем слова. В нём читается обида, разочарование, даже что-то вроде презрения.

Но я не отвожу глаз и не собираюсь сдаваться. Не собираюсь позволять ей манипулировать мной или Мироном.

– Я не хочу ссориться, Оленька! Ну ладно, хорошо… – вздыхает. – Давай спросим Мирона, чтобы не конфликтовать. Пусть он решит.

– А если он скажет нет, вы скажите об этом своей дочери и прекратите настаивать? – я тоже всё-таки не хочу ссориться.

– Да, скажу, – кивает обречённо. – Но мне так хочется верить, что всё это временно. Всё наладится. Садись ужинать. Я приготовила твою любимую лазанью, – подталкивает меня на кухню.

Всматриваюсь в её лицо и не понимаю, она реально такая… непосредственная или просто прикидывается?

Хочется верить, что её такая … открытость, неконфликтность, уступчивость – это всё её настоящие качества, а не притворные.

– Не стоило утруждаться. Я не хочу кушать.

– Я ещё пирогов напекла! Как ты любишь! С мясом и с ягодками, – протягивает мне тарелку и ждёт, когда возьму один. – Мне нетрудно, Оленька! Так одиноко целыми днями одной…

– Можно больше проводить время с детьми дочери…

«Может, понравится и совсем переедешь к ней» – заканчиваю мысль, но вслух не говорю.

– Нет, я с ними не справляюсь, – отрицательно крутит головой. – Устаю от их драк и криков. Куда мне?! Там дурдом! Девочка моя, – неожиданно берёт меня за руку и накрывает мою руку своей ладошкой. – Я здесь немного… обидела тебя вчера. Признаю. Но я ничего плохого не имела в виду, – смотрит взглядом побитой собаки. – Давай не будем ссориться, а?

Молчит несколько минут, а потом неожиданно заявляет дальше:

– А то получается, с одной невесткой не ужилась, со второй вдруг начали отношения портиться… С Мироном ссориться, если начнёте, свекровка виноватой останется. Зачем? Что нам делить? Мирон любит нас обеих, но разной любовью. Я это понимаю! Денег хватает, дом полная чаша. Вот посмотри на мою дочку, сколько у неё проблем! – опять возвращается к Римме. – А у вас? Ну всё же неплохо, правда? Конфетки вот эти съешь, раз лазанью не хочешь и пироги. Очень рекомендую!