– Йенни, ну что ты такое…
– Нет, я серьезно. Понимаешь, единственное, что их объединяет – попытки убедить меня в том, что все мои мечты и цели – детские капризы. И что я должна выбрать реальную профессию или продолжить вести мамин бизнес. Знаешь, типа достичь всего, чего она не достигла, оставшись здесь со мной и с папой. Все. В остальное время они либо не говорят друг с другом, либо ссорятся. И ссорятся в основном тоже… из-за меня.
– Погоди. – Аксель нахмурился, пытливо взглянул Йенни в глаза. – Что значит «детские капризы»? Они не видят, насколько ты талантлива? Из тебя получится потрясающий режиссер! Да когда я увидел тебя на съемочной площадке, я был в таком шоке! Не говоря уже о том, что было, когда ты показала нам всю короткометражку целиком.
– И что же тебя так удивило? – поперхнувшись смешком, спросила Йенни.
Лицо Акселя находилось так близко, что, подайся кто-нибудь из них вперед еще на несколько сантиметров, кончики их носов непременно бы соприкоснулись.
– Ты… Ты была такой… – Аксель задумался, тщательно подбирая слова. Он закусил губу и вдруг улыбнулся – нежно и чисто – своим мыслям. Взгляд его заволокла мечтательная дымка. – Знаешь то восторженное выражение, которое появляется на лице у людей, когда они делают то, что любят всей душой, то, для чего они были рождены? Думаю, такое выражение лица было у Микеланджело, когда он вытачивал из мрамора свою «Пьету», или у Боттичелли, когда он рисовал «Венеру». Так вот, в тот день я увидел это выражение у тебя. И… все понял. – Аксель усмехнулся, дотронулся невесомо подушечками пальцев до тыльной стороны ладони Йенни. Она вздрогнула, смутилась. – Я видел, что ты знаешь, чего хочешь от этого фильма. Я знал, что вся картина, вплоть до мельчайших деталей, уже есть в твоей голове. И это было похоже на магию, если честно. А как ты много смысла вкладывала в каждую мелочь! Никогда не думал, что можно столько смысла вложить в одежду, интерьер и прочее. Очень интересно было наблюдать за тем, как ты работаешь и как умудряешься всем процессом руководить, будто всю жизнь только этим и занимаешься. А потом ты подсела ко мне и стала расспрашивать, понял ли я намерения своего персонажа, что я думаю о его альтруизме. Я помню, мы долго обсуждали характер Симона, чтобы я без проблем смог вжиться в роль, хотя ты дала мне героя, очень похожего на меня. Мне кажется, я специально задерживал тебя, потому что не знал, когда еще смогу поговорить с тобой… по-настоящему, о чем-то важном. Не знаю, почему-то до того дня я смотрел как будто сквозь тебя.
Последнее предложение вызвало у Йенни короткий смешок, а затем и широкую искреннюю улыбку. Ее щеки вновь густо порозовели.
– Сказать, что я удивлена – ничего не сказать… Спасибо. Если честно, у меня тоже было чувство, будто я впервые тогда с тобой заговорила. По-настоящему.
– Йенни, – сказал Аксель серьезно. – Пообещай мне, что ты не станешь юристом или еще кем-то там. Ты не имеешь права хоронить свой талант вот так. Кстати, а та короткометражка заняла какое-нибудь место в конкурсе? Я уверен, что заняла.
– Ну-у-у, – уклончиво протянула Йенни. – Я так и не решилась ее отправить…
– Андерссон, ты убиваешь меня! – воскликнул Аксель, раздосадованно качая головой. – Что значит «не решилась»?!
– Я просто подумала и решила, что этот фильм недостаточно хорош. У меня не было ни единого шанса на победу.
– Ты, блин, издеваешься?! – Аксель всплеснул руками. – Все, с этого дня я лично буду отправлять твои работы на фестивали и конкурсы. Как это возможно, чтобы такие талантливые люди никому не показывали своих шедевров! Ты чертова эгоистка, ты это знала?