Нужно увидеться. Вечером?

Надо же, какое чудо! Разблокировал. Еще и написал сам!

Такая злость и обида обуяют, с трудом сдерживаюсь, чтобы в приливе этих чувств не швырнуть мобильник в стену здания.

– Ну, ты идешь? – оглядывается Бусманова.

– Да, иду.

Едва подходим к парням, делаю усилие и поднимаю взгляд на Амира. Он смотрит на меня, а я на него. Внутри моментально бурный протест рождается.

Как я собираюсь это сделать?

Если даже приблизиться не могу. Представить, что прикасаюсь к нему или целую – подавно. От одних мыслей дурно становится.

Не хочу…

Амир более чем симпатичный. Высокий, крепкий и смуглый. Не может не нравиться. Да вот не нравится!

Что за напасть?

Нужно просто сделать первый шаг и приложить усилия.

– Привет, Амир, – растягиваю губы в улыбке.       

Надеюсь, это выглядит не слишком жалко.

– Привет, Маша. Как настроение?

– Отлично! А у тебя? – это просто ответная любезность. На самом деле не готова его долго слушать. Поэтому сходу выпаливаю то, что меня интересует: – Идешь сегодня к Алине?

– Да. А ты?

Не успеваю ответить. Сердце екает, потому как мобильный повторно гудит. Стискиваю его и запрещаю себе читать. Потом и вовсе отправляю в сумку.

Хватит.

– Да.

10. 10

Ярослав

Первый день на стройке будто без меня проходит. Физически, конечно, тяну. Но мыслями не на месте. Таскаю цемент и прочие составные раствора для стяжки, а думаю… Да много чего думаю. Полжизни перелопатить успеваю.

«Я тебя три года ждала! Три года! На других даже не смотрела…»

На повторе Марусин надорванный крик воскрешаю. Оглушает, словно через рупор прямо в ухо.

Если правда… Если ждала, значит ли, что тоже по-настоящему любила? Или как? Как понимать?

Но ждала ведь. Ждала, мать вашу.

Три года назад, когда мы с Титовой выбрались из того бункера, нам советовали какое-то время не видеться. Восстановиться, прийти в себя после всего ужаса, что пережили. Святоша с таким раскладом согласилась. Я – нет. Пробрался к ней в первую же ночь. Там, в ее спальне, душа и улетела, когда Маруся оттолкнула со словами: «Я чувствую себя грязной, больной, поломанной, искалеченной… Сейчас я ненавижу себя и тебя…».

Сердце словно непонятный сгусток крови пульсирует. Зачем она снова его запускает? Чем оно наполняется? Острой тревогой, жгучей тоской, ебучей надеждой… До хрена всего. Не все осознать и расщепить получается.

Сука, не спеши ты… Не делай скоропалительных выводов…

– Перекури, парень, – бросает мужик, скачущий между клетками композитной арматуры. – Успеваем.

Кивнув, иду на балкон. Вставляю в рот сигарету и подкуриваю. Да, вчера я обратно подсел. Проводив Марусю, дома места не находил. Принял душ и сам не заметил, как все, что нашел в бардачке, сдымил.

Подсел не только ведь на курево. Трогал ее, обнимал… Поломало все щиты. Кожу как броню срезало.

Отец учил, о сделанном никогда не жалеть. Вместо того чтобы рефлексировать, нужно как можно скорее соображать, что делать дальше. Исправлять, выруливать, двигаться разными путями, но прямиком к цели. Если не получается напролом, значит, искать обходные.

Сейчас я в первую очередь сам себя обставить пытаюсь. Только так и не могу решить, как должен поступить.

Сминая губы, выдыхаю в сторону дым. Бесцельно пялюсь в телефон. Последние сообщения так и висят непрочитанными.

Зараза…

– Ого! Вот это тебя девка со службы встретила, – прилетает в спину гогот временного коллеги.

Знаю, что видит. Затылок и шею подрала дикая кошка Титошка.

Блядь…

– Чего такой хмурый, парень? Молодой же еще, – напарник пристраивается рядом у металлического парапета. Окидывая «широким» взглядом массив, подкуривает. – Вечером с девчонкой своей увидишься… Вся жизнь у вас впереди, – ухмыляется, даже несмотря на то, что я ни словом, ни гримасой на эту философию не реагирую.