– Что это? – расстегнув мне блузку, Тимур замирает и вопросительно косится на мой живот.

– А? – приподнимаюсь на локтях и ловлю направление его взгляда. – Ах, это, – поджимаю губы, жалея, что не предупредила его раньше. – Это помпа. Она непрерывно подает инсулин. Погоди, я сейчас сниму.

Привычным движением отсоединяю катетер и откладываю небольшое устройство на стол.

– Ты уверена, что можно снимать? – Тимур вскидывает недоверчивый взор.

– Конечно, – улыбаюсь. – Я уже три года с помпой. Все под контролем, не переживай.

Слегка напрягшись, внимательно наблюдаю за мимикой Алаева. Боюсь увидеть в его лице отвращение или брезгливость, ведь, как правило, такие вещи шокируют неподготовленных людей. Но, к счастью, ни того, ни другого не наблюдается. Парень совершенно не выглядит напуганным. Да и отодвигаться от меня не спешит.

Наоборот, наклоняется чуть ниже и осторожно, едва касаясь, проводит пальцем по пластырю, под которым закреплена канюля. Его движение такое ласковое, такое нежное и невесомое, что мои веки вновь невольно закрываются.

– Больно? – спрашивает тихо.

– Нет, – мотаю головой. – Приятно.

Его губы опускаются на мой пупок. По телу вновь прокатывается волна возбуждения, и я невольно пытаюсь свести ноги, меж которыми пристроился Тимур.

– О… Боже… – вылетает из меня, пока обжигающее дыхание скользит по животу и ребрам. – Продолжай! – молю я, когда его язык достигает полушария груди и замирает в жалком сантиметре от напряженного соска. – Пожалуйста, Тимур, не останавливайся…

Сжалившись, он дает мне то, о чем я прошу. Обводит языком трепещущую ореолу и сладко присасывается к коже, вызывая во мне целую феерию ярких чувств. Запускаю пальцы в его волосы и яростно их сжимаю. Эмоций так много, что я стремительно теряю контроль. Над голосом, над телом, над собственными реакциями. Кричу слишком громко, слишком сильно сдавливаю его спину коленями, слишком часто дышу…

Я не замечаю, как Тимур отшвыривает мою блузку и избавляет меня от брюк. В его руках я таю, как снег по весне. Теряю твердость. Лужицей растекаюсь. Всего пара секунд – и вот я уже обнажена. На мне лишь тонкие кружевные трусики. На нем – недвусмысленно топорщащиеся брюки.

– Ты веришь мне? – интересуется севшим от возбуждения голосом.

Я не знаю, о чем он говорит: о своей невиновности и вине его бывшей девушки или о том, что случится прямо сейчас, но отвечаю единственно возможным:

– Верю.

И это правда. По обоим пунктам.

Хватаю пряжку его ремня и тяну на себя. Пальцы не слушаются. По коже бежит дрожь. Ремень Алаева не поддается, и я, изнывая от желания, приподнимаю таз и начинаю тереться своей промежностью об его вздымающийся пах. Даже через ткань ощущения запредельно острые.

Прямо током по голым нервам. Дофамином по мозгам.

– Помоги мне, – хнычу я.

– Сука… – сквозь зубы шипит Алаев, гневаясь на свою капризную пряжку.

Размашистым движением он натягивает кончик ремня, а затем наконец расстегивает его. Пара ловких манипуляций – и брюки летят на пол, еще одна – и боксеры Тимура присоединяются к ним.

На секунду у меня перехватывает дыхание. Потому что это он. Потому что я столько раз представляла его обнаженным. Фантазировала, каково это чувствовать на себе тяжесть его тела, ощущать его твердь между ног…

Стыдно признаться… Хотя нет, сейчас уже не стыдно: Тимур был моей первой влажной мечтой. Первой и несбывшейся. Глупо отрицать, нас всегда тянуло друг к другу. На самом низменном, животном уровне. Он хотел меня, я хотела его, но обстоятельства были против нас.

Однако сейчас запретный плод лежит на блюдечке.

Протяни руку, возьми. Нырни в желанную бездну. И будь что будет.