— Делайте, что хотите, — улыбаюсь я в ответ, — в конце концов, вы же подружки невесты! Я вам полностью доверяю, только помните, что вы должны будете меня вернуть нетронутую и непомятую на следующий день моему дорогому жениху.
— Слишком дорогому, — уточняет Маша, заказывая уже третью бутылку. Мне только кажется, или она слишком много пьёт для психоаналитика?
— Отлично, — мурлыкает Соня, — сделаем, что хотим. Тебе, наверное, очень грустно понимать, что ты больше никогда не увидишь другого члена? — мягко говорит она, и я, глядя на её невинное фарфоровое личико понимаю, почему все стареющие Гумберты столицы мечтают нагнуть её в своих массивных дубовых кабинетах.
— Не знаю, — задумываюсь я на пару секунд, перекатывая во рту терпкое вино, которое теперь отдаёт тёплой ароматной вишней. — Я же никогда ничего другого не видела, понимаете? Только в кино. Но мой папа знаменитый режиссёр, и поэтому я как никто другой знаю, что всё это вымысел. Сказка. Вся эта любовь и романтика.
— Да, да, понимаем, как в сладких романах в мягкой бумажной обложке по сто рублей серии Harlequin, — поддакивает Саша.
— Именно, — поддакиваю я. — Как в твоём глянцевом журнале, который покупают девочки в надежде посмотреть на красивую жизнь!
— Не трогай мой журнал! Мы создаём стиль! — возмущается Саша, а я с усмешкой парирую ей:
— Вы создаёте сказку. В которую начинают верить миллионы людей. Но сказок не бывает, — горько заключаю я, и Маша, серьёзно посмотрев на меня, замечает:
— Мне кажется, наша невеста уже напилась. Вызываем авто.
— Отлично, — бормочу я. — Встретимся через неделю. Обещаю, я согласна на всё и не буду ныть.
Через десять минут заботливые подруги усаживают меня в такси, и Маша, нагнувшись к моему ухо, шепчет мне на прощание:
— Поверь, Поля, жизнь — это сказка!
И захлопывает дверь машины.
2. 2
Я сижу и мучаюсь от похмелья в нашей огромной светлой столовой, пока помощница по хозяйству Даша готовит для меня самые вкусные в мире сырники с вишнёвым соусом. Я вспоминаю про промо-патчи для глаз, которые мне прислали на рекламу накануне, достаю их из холодильника, леплю под глазами, беру в руку чашку с кофе и, состроив дежурную счастливую улыбку, делаю селфи. Выкладываю в сториз пост с хештегом и ссылкой на интернет-магазин, и продолжаю дальше мелодично позвякивать ложечкой в своем стакане, пока моя мама, сидящая тут же, за столом, не просит меня с раздражением:
— Полина, прекрати! В конце концов, это невоспитанно!
Я застываю на мгновение, и всё-таки решаюсь спросить её — ухоженную светскую львицу Анастасию Сонис, в ботоксе и филерах, которая давно уже растворилась в своей вечной застывшей молодости:
— Мама, скажи, а ты любила папу, когда вы поженились?
Мама отрывается от своего планшета, на котором беспрерывно скролит новости и с тревогой смотрит на меня:
— В чём дело, Полечка? Вы поссорились со Стасиком?
— Нет, вовсе нет, — успокаиваю я её, рассматривая на экране своего смартфона последние дикпики, присланные мне моим женихом накануне. И почему он только так обожает свой член? По-моему, ничего выдающегося… — Я просто хотела узнать, что чувствуют люди, когда женятся. Это ведь на всю жизнь. По крайней мере, так предполагается, — пытаюсь я сформулировать мысль, но мама, успокоившись, уже снова утыкается в свой планшет.
— Пойми, Полина, — бормочет она, разглядывая очередной наряд своей знаменитой подруги, который та выгуливает на каком-то светском рауте, — любовь придумали плебеи. Люди без денег и родословной. Надо ведь как-то выживать человечеству? — с улыбкой снова смотрит она на меня, и я вспоминаю вечную эту мамину присказку.