– Ебать-благодать!

Пылесос затих – и я обернулась.

– Ну наконец! Удостоилась чести.

Это моя Катька выдернула провод и, широко раскрыв рот, смотрела на меня, будто я только что прогарцевала перед ней на единороге. Катька была конкретно старше, ей было двадцать шесть. Два года назад её выперли с последнего курса медучилища, и жили мы с ней вместе. Считалось, что так уменьшается риск срыва.

– И чего ты молчала?

Я никогда не пела рядом с ней. Не хотела, чтобы у кого-то возникли подозрения, что я не переборола свою главную зависимость.

– Да это уже всё в прошлом.

Катька провела пальцем по плафону с грифонами.

– Ну для удовольствия-то можно. Ты же не собираешься серьёзно возвращаться в это змеиное гнездо?

Я неопределённо улыбнулась и продолжила натирать подоконник.

– Валим. Ты уже до блеска всё отдраила.

Я развязала тесёмки и кинула в Катьку рабочим сарафаном.

Нас обязывали одевать форму. Считалось, что она должна была приучать к режиму и порядку. На фартуках красовались вензели «МЖ». Катька ржала что это «мучайся и живи», но в реальности это означало «мирная жизнь», к которой нас так пытались приручить. Искусство маленьких шагов и прочее блаблабла. Никаких наркотиков, никакого рок-н-ролла, никакого адреналина. Расписание, ответственность, осознанность и ежемесячные «свечки». Так назывались контрольные встречи с Батей, где он раздавал зарплату и первоклассных люлей.

9

Катька пропустила меня в метро своей картой:

– Что-то рано проездной у тебя закончился.

Тележка с швабрами застревала в чавкающих лужах после дождя, но заехать домой мы не успевали, а опаздывать было смерти подобно.

Поэтому мы волокли свои баулы через размытые просеки Сокольников. На дорогу вылезли жирные червяки. Катя их обходила, я же шла напролом.

– Ты чего, им же больно.

Я обернулась. Один червяк, разрезанный моей тележкой надвое теперь полз в разные стороны.

– А может, у них посттравматический рост?

Катюха сморщилась. Она всегда была готова спасти всех.

– Лучше спой что-нибудь. «Руки вверх»!

Я оглянулась – из-за дождя все приличные люди попрятались.

– Забирай меня скорей, увози за сто морей, и целуй меня везде…

Мужики с пивом в беседке оглянулись и присвистнули:

– Ведь шалава ты везде!

Я затихла.

Катька зырнула:

– Стесняешься?

– Нет.

На самом деле да. Я стеснялась петь это попсовое ретро дерьмо. Мы поравнялись с беседкой. Катька бойко направилась к ней. Мужики приподнялись – Катька была большая, высокая, как древняя богиня.

– Петь умеешь?

Самый наглый и пьяный привстал, смотря в Катькину грудь:

– Ну…

– Пой!

Мужчина разрезал мокрый воздух кислым, срывающимся баритоном:

– Районы, кварталы!

Мужчина дал петуха – и его компаньоны щедро хохотнули. Наглый сдулся. Друзья одобряюще похлопали его по спине.

– Да ладно, девки, не обижайтесь. Присаживайтесь с нами.

Глаз у Катьки замаслился – на столе была водка.

– Нет. Наслаждайтесь, что вам тут концерт международного уровня устроили.

Катька вернулась ко мне, уверено виляя широкими бёдрами.

– А «О боже какой мужчина» споёшь?

Два дня назад она принесла домой виниловые пластинки с записями Большого театра – увидела в мусорке и залезла прям в контейнер, чтобы достать их для меня.

Поэтому теперь ради неё я выключила свой снобизм и запела «Нас не догонят». Она любила такое – а мне очень хотелось её порадовать.

10

Тыц-тыц-тыц. Мы шумно спустились с лестницы, отбивая тележками ступени и скидывая с себя дождевики. Из-за прилавка сверкнули строгая лысина Гочи и влюблённые глаза Лёшика. Ребята только что закончили фасовку чая и клеили на яркие как ёлочная мишура пакеты свежие ценники. В чайном магазине в пятницу посетителей не было. В основном все приходили в воскресенье или понедельник, отгрешив своё и решив начать зожную жизнь.