Наставник Жэнь начал с показа линий магии. Часть объяснений я пропустила, пытаясь эти самые плетения увидеть. Моргала. Щурилась. Напрягалась. Пучила глаза. В какой-то момент поймала нужный отблеск в руках мастера. Обрадовалась. Постаралась запомнить нужное состояние – это словно использовать третье невидимое веко.
– Вот так, барышни, выплетаем, чтобы не распустилось, а в конце не забываем про закрепляющее плетение. Ну и стабилизатор, чтобы продержалось нужное количество часов. Прошу всех постараться. Лучшую работу ждет особый приз от нашего гостя.
По классу прокатился возбужденный шепот.
– Времени у вас один час. Приступайте. И… – наставник с жалостью посмотрел на меня, – барышня Чэнь, вы можете заняться чем-нибудь другим.
Я сглотнула, ощущая жесткое разочарование…
– Благодарю, наставник, я все же попробую, – проговорила. Мужчина взглянул на меня удивленно, но разрешение дал.
Дальше мы погрузились в работу. Кажется, мои соседки даже не дышали, настолько в классе стояла жесткая тишина. Я отбросила мысли о них, сосредоточившись на работе.
Слабый отблеск голубого света затеплился у моих пальцев, словно паутина, дрожащая от лёгкого дыхания. Но стоило сосредоточиться, как линии стали ярче, уверенно проступая в пустоте. Плетение обретало форму, струясь лёгкими волнами и послушно укладываясь в нужный узор.
Оттенок голубизны менялся, отвечая на мои усилия: бледный, почти прозрачный – для лёгкого охлаждения, насыщенный и яркий – для крепкой заморозки. Я выводила линии, осторожно шевеля пальцами в воздухе, словно дирижируя невидимым оркестром. Мысли помогали направлять магию, но без рук обойтись было невозможно – они задавали движение, которое затем я закрепляла, удерживая в сознании.
Я работала, забыв обо всём. Ваза росла на столе. Её стенки искрились узором инея, а форма напоминала сосуд из тончайшего хрусталя. Я добавила ручки для удобства. Потом пришла идея: откидывающаяся крышка.
Чуть усилив поток магии, я добавила в узор лёд. На поверхности проступила голубая глазурь, блестящая и прозрачная, как утренний иней.
Я бы еще что-нибудь улучшила – давно не получала такого удовольствия от работы – но силы кончились. Точнее они кончились какое-то время назад, и вазу я доделывала на чистом упрямстве, дрожащими от перенапряжения руками.
– Барышня Чэнь, – шедший по рядам наставник потрясенно остановился около меня, – это… это… – он не сразу смог подобрать слова. – Это просто великолепно! Восхитительно!
На меня с недоумением обернулись сразу несколько дев.
– Если вы позволите?
Мой шедевр забрали и в ставшей недовольной тишине понесли к преподавательскому столу. Кажется, кто-то расстроился? Точно расстроился, ибо первое место присудили мне. Нет, добродетельные барышни даже улыбаться изволили и поздравить, но взгляды заледенели.
А потом случилось оно…
– Барышни, сегодня в нашей школе особенный гость: князь Чжао. Именно он вручит приз победительнице.
Градус в помещение скакнул от ледяного презрения до: «сейчас убивать будем».
Мы дружно и чинно выдвинулись во двор под тень старой сливы. Я – в центре, словно мишень. Впрочем, мишень и есть. Кожа аж зачесалась от негодующих взглядов.
Торжественно-взволнованные наставники – гость, похоже, действительно важный – выстроились на возвышении под крышей.
Память услужливо напомнила, что князь – это кто-то из родни императора. Тело от осознания момента тут же отреагировало сухостью в горле и слабостью в коленях. Пришлось напомнить, что, валяясь в обмороке, мы весь спектакль пропустим.
Да, это было достойно полотна художника. Цветник, выстроившись в два ряда, синхронно – кроме меня запоздало задержавшейся – опустился в плавном реверансе. Мимо них темной лодкой, разрезая пастельные воды девичьих одежд, решительно шагал князь. Его чаньфу, темного цвета и сдержанного кроя, ниспадал изысканными складками, плавно обвивая фигуру. Длинные черные рукава, струясь за спиной, напоминали пару крыльев. На простой ткани выделялась мастерски выполненная серебряная вышивка. Драконы, словно живые, извивались на манжетах, плечах и подоле. Образ власти дополнялся блеском драгоценных камней на поясе.