– Тише, мальчик. Запей лекарство. Тебе станет лучше.

Ещё несколько минут – и крики перешли в глухие стоны. Потом всё стихло. Я лежала в темноте, в жаркой, душной комнате, и не могла пошевелиться обливаясь потом. Мне казалось, что я чувствую его боль. Каждый раз, когда случались эти приступы, мне хотелось выбежать из дома, перебежать дорогу и помочь ему. Но что я могла сделать?

Мне так не хватало тепла и любви.

Все годы моей жизни в этом доме – да что там, почти всю свою осознанную жизнь – я жила без них. Даже без простого понимания, которое делало бы существование хоть немного терпимее. Я пыталась хранить в памяти счастливые годы, проведённые с мамой. Но со временем воспоминания тускнели, стирались, как старая бумага, пока я не начала сомневаться: было ли это вообще со мной? У меня осталось всего несколько её фотографий и пара вещей, которые я хранила в коробке в шкафу. Я доставала их только ночью, когда отец не видел. Больше всего я любила одну фотографию: нам с мамой было хорошо в тот день, в парке. Она держала меня на руках и смеялась, пока я ела сладкую вату. Только эти снимки напоминали мне, что, возможно, когда-нибудь и в моей жизни наступит счастливый момент. Что я смогу, наконец, вздохнуть спокойно.

Но даже в этой жизни были маленькие радости. Самая главная – музыка.

Мама водила меня в музыкальную школу с пяти лет. Когда я переехала к отцу и сказала ему об этом, я удивилась, когда через несколько дней в гостиной появилось пианино. Он даже нанял мне репетитора. Два раза в неделю ко мне приходила пожилая женщина, бывшая пианистка. Она была дамой старой закалки – упрямая, волевая, с безупречной осанкой. В её молодости от женщин ждали, что они будут сидеть дома и растить детей, но она сделала карьеру вопреки всем ожиданиям. Гастролировала, трижды выходила замуж, родила двоих сыновей от разных мужчин. Я уважала её. И любила музыку. Я с радостью ждала ее уроки, мы с ней разделяли одну и ту же любовь.

А ещё были книги, которые я читала запоем. Романы, детективы, приключения. Только так я могла жить, видеть мир. Пока я читала, я была не здесь. Так как телевизор принадлежал отцу, смотрела я его редко.

– Тебе что нечем заняться? – кричал он если заставал меня за этим занятием.

Но сильнее всех я любила свою тётю. Раз в год она приезжала и забирала меня из нашего городка в большой город. Там я чувствовала, что такое настоящая жизнь. Мы ходили в кино, кафе, парки аттракционов, музеи, магазины. Она покупала мне одежду, на которую отец не хотел тратиться. Учила меня тому, чему может научить только женщина. Она была очень похожа на мою маму, всего на два года старшее ее и работала редактором в издательстве.

– Тётя Маргарет, я так хочу остаться с тобой. Ну пожалуйста, не отвози меня назад к нему. Мне там так плохо… – я сжала её руку, стараясь не расплакаться.

Она глубоко вздохнула, убрала прядь волос с моего лица и посмотрела с болью в глазах.

– Детка, я бы с удовольствием тебя забрала. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Но я не могу. Он твой отец…

– Но он ужасный человек! Я не хочу с ним жить! – выпалила я, чувствуя, как слёзы жгут горло.

Маргарет опустила взгляд.

– Я знаю, кто твой отец и какой он. Поверь, знаю лучше, чем хотелось бы… Но он не отдаст тебя. Я пыталась его уговорить, когда умерла твоя мама. Но он даже слушать не стал. Видишь ли… мы с ним не ладим.

– Почему?

Она немного помолчала, словно решая, стоит ли говорить правду.

– Потому что я помогла твоей матери сбежать от него, когда она была беременна тобой.

Я пыталась осмыслить её слова.

– Он мог запретить мне с тобой видеться… Но не стал. Возможно, это единственная хорошая вещь, которую он когда-либо сделал, – тихо добавила она, а потом улыбнулась. – Давай, доедай мороженое, и пойдём в твой любимый книжный магазин.