– Ну тогда и тебе ничего не достанется! – вскричал Шрам, после чего со всей силы пихнул результат своего многоночного и многодневного труда. Статуя грохнулась о камни и разлетелась на мелкие кусочки.

Ошарашенный, явно не ожидавший такого исхода толстяк позвал телохранителей. Прибежавшие на его зов верзилы схватили работягу и отволокли в суд. После недолгого разбирательства уже знакомая Муну блиноподобная судья признала Шрама виновным по всем статьям, содрала с мастера штраф за оскорбление богача, да еще и взыскала полную стоимость разбитой статуи. После чего несчастного Шрама вышвырнули из Темного города.

Обескровленный работяга кое-как доковылял до родного порога. Там же его ждала новая напасть – владелец пещеры явился за арендной платой. На просьбу дать отсрочку тот не согласился. Дело в том, что домовладелец и так уже несколько дней позволял отцу и дочери жить в своей пещере в долг, веря уговорам, что у его арендатора есть прибыльный заказ и скоро тот все возместит сполна, даже с процентами. Теперь же владелец пещеры пригрозил: либо платите, либо выметайтесь. А тут рассвет! Признаться дочери, что он пуст, отец не решился. И тогда он пошел на отчаянный шаг: отправился в Темный город, к тому самому «живому бурдюку», да взял крови в долг, рассчитывая потом отработать. Однако в следующую ночь работы для него не нашлось… Ну а о том, что было дальше, Муну известно.

– Ничего, теперь-то мы прорвемся! – оптимистично заявил Шрам. – Были бы руки целы, а дело найдется!

И действительно, благодаря мастерству и связям опытного работяги без дела они не сидели – работы у их троицы всегда было предостаточно. А значит, и крови, хоть и доставалась она тяжелым потом. Ева трудилась вместе с ними, насколько хватало ее девичьих сил. Она, как и обещала отцу, добывать кровь иными, более легкими, но презираемыми способами больше не пыталась. Хотя предложения были…

Как-то на закате, выйдя из пещеры, чтобы отправиться на работу, Мун увидел молодого толстопуза – того самого сына кровавого банкира. Мун про себя прозвал его Мажором (у него язык не поворачивался назвать это огромное желеподобное слащавое существо Адамом).

– Чего надо? – поинтересовался Мун, заметив, что тот важно стоит у их двери и явно кого-то ждет.

– Не твое дело, – огрызнулся Мажор.

– Все, что касается этой пещеры, – мое дело!

– Ты на кого пасть разеваешь, доходяга? – опешил толстяк. Он явно не привык к такому отношению, да еще и со стороны обитателей Светлого города.

– А то что? Позовешь папиных вышибал? – Мун расправил плечи и сжал кулаки.

Впрочем, он понимал, что тот и правда может кое-кого позвать. И те мигом выбьют спесь из зарвавшегося нищеброда. Но ответить Мажор не успел, так как между ним и Муном скользнула грациозная Ева.

– Так, спокойно! – повелела она, после чего отвела богатенького толстячка в сторону.

Они некоторое время о чем-то говорили – и разговор этот, по всей видимости, окончился не в пользу Мажора. Ева вернулась к пещере с гордой улыбкой, а ее отшитый кавалер прокричал девушке вслед:

– Тоже мне нашлась недотрога! Да таких, как ты, знаешь сколько? Сама приползешь на коленях! А я – не приму!

И он ушел с видом побитого пса.

Спустя какое-то время Мун, Шрам и Ева трудились на дне города-кратера – строили дом, представляющий собой глубокую яму метров двадцать на двадцать. Мун рыл, углубляя и расширяя жилище; Ева коготками полировала стены; ее отец наводил красоту, занимаясь отделочными работами: вырезая из камней замысловатые фигурки и украшая стены чудными орнаментами.

– О, это ты! – раздался удивленный возглас.