Бестия заскулила и высунула язык. Ветеринар беспомощно всплеснул руками и посмотрел на Лео.
– Ума не приложу, что с этой псиной! – признался он.
– Она что-то съела, а потом…
– Да знаю я, знаю! – отмахнулся ветеринар. – В крови у нее ничего не было. Анализы в норме, – Бестия завалилась на бок, довольная тем, что ветеринар чешет ей брюхо. – Видишь?
– Что я должен видеть?
– По-моему, она здорова, просто хочет немного нежности и внимания.
– В этом-то и дело! – вспылил Лео. – На кой черт мне собака, которая лижет руки и дает лапу?! Она же охранник, а не домашний заласканный щенок! Она должна вселять ужас, рвать, убивать…
– Может быть, она просто устала быть злой? – пожал плечами ветеринар.
– Не говорите ерунды!
Бестия перевернулась на спину, подставила ветеринару свое покрытое белым пушком брюхо и довольно заурчала, когда его пальцы начали чесать ее.
– Это невыносимо! – простонал Лео.
Филипп вышел из дома в 11.44. Была суббота. Хмурый день с мокрыми после дождя улицами под темно-серым небом.
– Здравствуйте! – прокричала дочь Деллавейн Смит, взлетая на качелях в своем дворе высоко вверх.
– Здравствуй, Хэйли! – Филипп подошел к зеленому забору.
– Хотите покачаться? – спросила Хэйли.
– Может быть, лет тридцать назад.
Хэйли взвизгнула, прислушалась, словно оценивая громкость своего крика.
– А я знаю вашего сына.
– Вот как?
– Он приходил ко мне три дня назад.
– Наверное, я был на работе.
– Нет. Вы были дома. Терри сказал, что просто не хочет вас видеть.
Филипп не ответил. Пластиковые качели вздрогнули.
– Будь осторожна, Хэйли, – предупредил Филипп и уже отвернулся, когда пластиковая петля с вплавленным в нее подшипником треснула и развалилась напополам.
Хэйли взвизгнула и полетела на землю. Звук падения был глухим и сдобренным рыданиями.
– Ничего не сломала? – спросил Филипп, подбегая к ней.
– Я не знаю! – заливалась слезами Хэйли. Ее левая кисть была неестественно вывернута в сторону и опухала на глазах.
– Не двигайся. Просто лежи. Я вызову «скорую».
– Мне больно!
– Где твоя мать?
– Не знаю! Ее нет дома!
– Черт! – Филипп побежал в свой дом.
Телефон был старым, с круглым диском для набора. Пухлые пальцы неловко проворачивали диск, сдвигая аппарат с места.
– Все хорошо, Хэйли. Врачи уже выехали, – сказал, вернувшись, Филипп.
Девочка сидела на земле, прижимая сломанную руку к груди.
– Не двигайся. Хорошо?
– Хорошо, – она шмыгнула носом и закрыла глаза, выдавливая из них новую порцию слез.
Стены в больничной палате были выкрашены в грязно-белый цвет. Дверь старая, с облупившейся краской. Запах дезинфекции и медикаментов. Хэйли лежала на кровати, укрытая одеялом с вырезом в виде ромба по центру и с большим синим штампом больницы внизу. Загипсованная рука Хэйли находилась поверх одеяла. Глаза девочки были закрыты. Дыхание ровное.
– Как она? – спросил Говард бывшую жену.
– Врачи дали ей обезболивающее.
– А рука.
– Будет болеть какое-то время.
Зубы Говарда скрипнули.
– Неужели ты совсем не переживаешь?!
– Переживаю, просто сейчас от этого уже нет никакого проку.
– Верно. Сейчас уже нет. Но ты могла быть рядом с ней. Могла заметить….
– Это случайность, Говард, – Делл взяла его за руку. – Пойдем, я угощу тебя кофе.
Они спустились по лестнице, вышли на улицу.
– Подожди, я позвоню на работу и скажу, что сегодня не приду, – сказал Говард.
– С Хэйли все будет в порядке, – Делл улыбнулась. – А вот с тобой, похоже, нет.
– Я переживаю. Разве это не нормально?
– Нет. Ты не переживаешь. Ты пытаешься найти виноватых, а это уж точно не нормально.
– Как с тобой разговаривать?! – покачал головой Говард.
Закусочная в центре города была небольшой и пахла прокисшим тестом вперемешку с аппетитными запахами жарящегося мяса.