– Когда я пришел, в группе уже был один Дерек, – пояснил Макс, – вот я и стал Максом, чтобы не было путаницы.

Сказав это, он вяло отхлебнул пива. По первой кружке всем поставил я и теперь ощущал некоторое разочарование. Макс работал в Лондонском метро специалистом по каким-то комплексным системам – вроде бы оповещения.

Пианист, Дениэл Хоссэк, получил высшее педагогическое образование и теперь преподавал музыку в Вестминстере, в школе для неизлечимо богатых. У него были редеющие светлые волосы и круглые очки в темной оправе. В колледже его природная доброта и тактичность наверняка давали повод острякам нижней шестерки[17] (то есть, по новой системе, двенадцатого класса) всласть поиздеваться над ним.

– А как так получилось, что вы собрались вместе? – спросил я.

– Да как-то само собой, – ответил Джеймс Локрейн, барабанщик. Этот низенький воинственный шотландец преподавал французскую историю в Университете Королевы Марии. – Правильнее было бы сказать, что мы объединились примерно два года назад…

– Скорее уж три, – возразил Макс. – В пабе Селкирк, у них джаз по воскресеньям. Сай как раз живет неподалеку, так что он там завсегдатай.

Дениэл нервно перебрал пальцами по стеклу своей кружки.

– На сцену вышли какие-то дилетанты, они мучили… я уже даже не помню что.

– Может быть, «Тело и душу»? – спросил я.

– Да нет, – ответил Джеймс, – это был «Святой Томас».

– Которого они просто убили на фиг, – добавил Дениэл. – Ну, Сай и заявил вполне себе громко, чтобы и на сцене услышали: спорим, мол, что любой из нас сыграет лучше?

– А это, как ты понимаешь, не совсем этично, – вставил Макс. Все трое обменялись ехидными ухмылками. – Не успел я оглянуться, как мы уже сидели за одним столом, заказывали выпивку и говорили о джазе.

– То есть объединились, как я и сказал, – добавил Джеймс.

– Да, отсюда и пошло наше название – «Квартет Получше», – сказал Дениэл.

– И как, вы вправду были лучше тех?

– Не сильно, – ответил Макс.

– Честно говоря, даже хуже, – признался Дениэл.

– Но потом немного исправились, – рассмеялся Макс. – А репетировали у Сая дома.

– Причем много репетировали, – добавил Макс и осушил свою кружку. – Ну, парни, кому чего?

Во «Френч-хаусе» пиво не подается в пинтах, поэтому Макс взял на всех бутылку крафтового красного. Я заказал полпинты светлого – день выдался длинный, и к тому же ничто не вызывает такую жажду, как латинские склонения.

– Два или три раза в неделю, – уточнил Макс.

– Так у вас, стало быть, появились амбиции? – спросил я.

– Да нет, никто из нас не относился к этому особо серьезно, – сказал Джеймс. – Мы были вовсе не похожи на юнцов, которые стремятся высоко взлететь.

– Но репетировали все равно много, – заметил я.

– Ну, мы просто хотели научиться лучше играть, – ответил Джеймс.

– Мы же любители, – улыбнулся Макс. – Музыку играют ради самой музыки – понимаешь, о чем я?

Я кивнул.

– Он на тот берег за выпивкой пошел? – возмутился Джеймс.

Выворачивая шеи, мы оглядели пространство бара. Дениэл с трудом проталкивался через толпу к стойке, подняв вверх руку с крепко зажатой двадцатифунтовой бумажкой. Субботним вечером сходить на другой берег Темзы было бы, пожалуй, быстрее.

– А Сайрес? Он серьезно относился к музыке? – спросил я.

– Да так же, как мы, – ответил Джеймс.

– Но играл отлично, – сказал Макс. И добавил, прищелкнув пальцами: – Был саксофонистом от Бога.

– Оттого и женщины на него вешались, – добавил Джеймс.

Макс вздохнул.

– Мелинда Эббот? – спросил я.

– Да если б только она, – хихикнул Макс.

– Мелинда у него была для дома, – пояснил Джеймс.

– А еще были Салли, Вив, Толинн, – сказал Макс.