И по поводу того мальчика она почему-то явственно ощущала то же самое.

Луна не понимала, как так вышло. Будто бы нечто внутри подкрутило настройки и прибавило громкости. И откуда в ней взялась неслыханная прежде дерзость? При мысли о нескольких минутах в той комнате Луна покраснела и поежилась. Его глаза – чернильные озера. А губы выглядели такими нежными. Она едва не подалась вперед и не поцеловала его, потому что – а почему нет? В этом смысл игры, так ведь?

А медлила она потому, что их тянуло друг к другу тем же странным магнитом, каким притягивало рыбок к ее пальцам. И когда с шумом открылась дверь, они на долю секунды коснулись друг друга. Ее кожа соприкоснулась с его – и между ними вспыхнула искра.

Даже не так. Больше, чем искра, – у нее даже дыхание перехватило. Она вспомнила, как вспыхнуло свечение – и не сразу погасло.

А потом пол задрожал и заходил ходуном – если бы не это, она бы осталась.

Луна снова и снова задавалась вопросом: встретятся ли они еще?

Встретятся ли они еще? Весь остаток вечера он не мог избавиться от воспоминаний о том, как она исчезла в толпе, – и от сожаления, что не спросил, как ее зовут. Он было подумал, что сможет увидеть ее там, где они все собрались, но, когда он добежал, в доме все качалось и родители, будучи уже порядком на взводе, всюду его искали. А младший брат притих, что значило – он ужасно расстроен. Хантер догадался: это потому что он бросил Коди и один ушел на вечеринку.

Он никак не мог заснуть. Хантер пялился в потолок, вспоминая до мельчайших деталей, какая у девочки была прическа и какими нежными казались ее губы. И то, как она повела себя в тот неловкий момент – точно нарочно нажала пальцем на мыльный пузырь, и он лопнул.

На следующее утро его ждал ад. Все потому, что Хантер оказался беспутной падающей звездой.

«Не ищи неприятностей», – снова и снова твердила мать.

Он честно пытался. Но согнутую стрелу, обреченную уклоняться от намеченной цели, уже не выпрямишь. Даже тогда, когда все шло более или менее хорошо, родители все равно находили к чему придраться.

Вот почему он даже не удосужился объяснить: это он сам нарочно подстроил так, чтобы его выгнали из школы Стюарт. В их глазах это выглядело бы еще хуже. Варианта развития событий, при котором они замолчали бы и выслушали его, попросту не было. Они думали то, что им хотелось думать.

До него долетали обрывки фраз:

безответственный

негодный

неуважение

позор

Слова, пущенные наугад, как стрелы. Такие слова никак не могли задеть его.

Родители Хантера пребывали в уверенности, что крошечная полутемная кухонька, где они сейчас разговаривали, – самое уединенное место в доме. Там-то всегда и случались шум и крики – чтобы с улицы не услышали, даже когда они орали во всю глотку. И, глупо сердясь, они соблюдали осторожность.

Конечно же, из школы Стюарт позвонили и сообщили, что, когда Хантер станет поступать в колледж и ему понадобятся выписки из ведомости, вместе с ними отправятся и материалы личного дела – где, разумеется, особое внимание будет уделено неподобающему поведению.

Он закатил глаза. Могло быть много хуже. Но его родителей, кажется, заботило лишь одно: их старший сын в очередной раз облажался. Неужели нельзя оправдать их надежды? Неужели он не понимает, что ставит их в ужасное положение?

Хантер огрызнулся в ответ. Вообще-то это они разозлили какого-то типа, о котором теперь не хотят говорить. И сами поставили себя в ужасное положение, а Хантер и Коди стали невольными жертвами.

Что оставалось делать? Только стоять, будто холодное каменное изваяние, пока родители надрывают глотки. Младшего брата нигде не было видно. Хантер был готов поклясться, что Коди забился в домик из одеял в углу их общей спальни, крепко зажмурился и слушает через стену.