– Простите, – обратился к охраннику, – если мне придется задержаться на работе допоздна, до какого часа я смогу воспользоваться этой проходной?

– Да когда угодно! – безразлично ответил охранник. – Мы работаем круглые сутки.

Вторая проходная располагалась напротив кинотеатра. Она тоже работала круглосуточно, по служебному удостоверению через нее можно было проходить беспрепятственно в обоих направлениях.

Кент решил проверить еще один вариант. В издательской поликлинике поднялся на второй этаж, прошел по длинному, изогнутому коридору и вышел к вестибюлю с широкой лестницей и лепным потолком. Лестница вела к парадному входу. Кент толкнул деревянную дверь и очутился на Малой Дмитровке.

«Три выхода – это очень хорошо», – подумал Кент.

Кент опомнился, когда прошел турникет. С недавних пор метро для него стало самым мерзким местом на земле. Здесь не то что можно уколоть иглой с ядом, считал он, здесь можно воткнуть нож, и никто не заметит, пока на остановке толпа не вынесет бездыханное тело. Он стал избегать подземки и злился на себя, когда обнаруживал, что спускается по эскалатору. Вот и сейчас вместо того, чтобы сесть в троллейбус, по привычке вошел в метро. Перед ним на ступеньках спускался мужчина в камуфляже с рюкзаком на спине. Позади стоял кто-то, от кого пахло мужской туалетной водой. Кто они? Что у них в голове? Может, они заодно? Может, взяли его в «вилку»? Кент шагнул влево, побежал по ступенькам.

Был час пик. Людская волна внесла Кента в вагон. Левое ухо щекотал женский локон. В ногу упирался чей-то кейс. Пахло дезодорантами, лаком для волос, табаком, чьим-то давно не мытым телом… На остановке Кент вышел, сел в следующий поезд. Зажатый со всех сторон пассажирами, он размышлял над тем, как неправильно себя ведет. Нельзя в одно и то же время выходить из дома. Нельзя пользоваться одним и тем же маршрутом. Нельзя пить кофе в одном и том же кафе. Нельзя находиться в квартире, не зашторив окна. Он все делал неправильно! И то, что сейчас ехал на встречу с Варей, тоже было неправильно. На какое-то время надо бы отказаться от встреч. Но в таком случае нужно объяснить почему, а Кент этого делать не хотел. Он переживал сложное состояние. С одной стороны, интуиция подсказывала, что он в опасности. Но с другой – с трудом верилось, что с ним может что-то случиться. С ним, законопослушным гражданином, журналистом крупной газеты. Это второе ощущение размывало его дилетантскую бдительность.

Варе было, как и ему, за сорок. Она работала переводчиком в издательстве, любила путешествовать на байдарке и была уверена: Кент – именно тот, кто ей нужен. Она сама сказала ему об этом. Но она не знала всей правды о нем.

В саду Эрмитаж Варя сидела на скамейке, элегантно скрестив ноги в сапожках. Увидев Кента, порывисто встала, направилась навстречу. Кент обнял ее, поцеловал в губы. Губы у Вари были чуткие и ласковые.

– Что мы сегодня слушаем? – спросил Кент.

– «Риголетто».

– О, «Риголетто»!

– Ты что-то имеешь против? – насторожилась Варя.

– С тобой я готов смотреть и слушать все, что угодно!

В гардеробе они оставили одежду.

– Ты знаешь, с чего начинается театр? – поинтересовался Кент.

– Это знают все. С вешалки.

– Театр начинается с буфета!

Кент взял два бокала шампанского, они заняли место у окна.

– К встрече с прекрасным нужно готовиться, – сказал Кент. – Один мой знакомый как-то заметил, что шампанское углубляет взгляд.

– Шампанское?

– Вообще-то он говорил о коньяке. Но это, по-моему, не принципиально.

– Видимо, все зависит от количества?

– От того, насколько сложно произведение. Думаю, для «Риголетто» двух бокалов будет достаточно.