– Местный «авторитет»? – она решилась спросить прямо. – Вроде… вроде дона Корлеоне?..

Роман усмехнулся:

– Можно и так сказать… хотя все эти итальянские доны – просто мелкая рыбешка рядом с нашими волжскими сомами…

– Чем… чем он занимается?..

«Надеюсь, не похищениями людей и не продажей их в рабство…»

– Волгой. – черные, как смоль, длинные ресницы даже не дрогнули. – Как сказали бы твои московские «доны» – «сидит на водных ресурсах».

«Ах, вот оно что!.. Волга… Осетры, черная икра, теплоходы… или вообще – нефтяные танкеры?.. Да еще и гостиничный бизнес, судя по усадьбам в Плёсе… Господи, я, наверное, сплю…»

Надо было еще что-то спросить, уточнить, но на языке у Жени крутился единственный глупый вопрос:

– А почему… почему у твоего дедушки такое странное имя – Дунай?

– Это наше семейное имя… – Роман заговорил с ней еще ласковее, как с ребенком. – Много-много лет передавалось от отца к сыну… одно и то же на весь наш род… пока мой папа не нарушил семейную традицию и не назвал меня Романом.

– А почему…

– Ну какая же ты любопытная, Женечка!..

Темные губы почти касались ее губ, будя воспоминание о недавнем сладком поцелуе, и снова внизу живота нарастало влажное, томительное желание… всегда непонятный и пугающий для нее «секс с незнакомцем», виденный только в кино и в любовных романах, вдруг обрел реальные очертания и конкретный образ… Образ молодого человека с шелковистыми черными волосами, с глазами глубокими, как Волга, и темными, как летняя ночь, с белоснежной кожей и прекрасными точеными чертами лица.

Роман почувствовал ее смятение, резко вдохнул, на миг теснее прижался к ней грудью и бедрами – и сейчас же отступил назад, сказал спокойно и повелительно:

– Пойдем! – и она, больше не сопротивляясь, покорно вложила пальцы в его ладонь.

***

Комната, где они оказалась через пару минут, была полукруглой, со светлыми стенами, расписанными с большой фантазией и искусством, со множеством зеркал в серебряных рамах, и с одним-единственным витражным окном – сквозь цветные стекла проникал свет, но ничего нельзя было рассмотреть.

Повсюду стояли кронштейны для платьев, сплошь увешанные разнообразными нарядами, на любой случай и вкус, полочки с обувью на любую ногу, открытые лари, набитые тканями всех фактур и цветов радуги… В довершение впечатления, посреди всего этого великолепия, возвышался резной стол из розового дерева, сплошь заставленный шкатулками с драгоценностями. Длинные нитки из крупных жемчужин, золотые диадемы искуснейшей работы, осыпанные мелкими бриллиантами, черепаховые гребни, инкрустированные изумрудами и рубинами, браслеты, перстни, ожерелья…

Такой красоты Женя не видела даже в Историческом музее, на выставке украшений из императорской коллекции, не говоря уж о банальных ювелирных салонов. Мерцание золота, перламутровые переливы жемчужин, гипнотический блеск алмазов могли бы свести с ума легкомысленную женщину – и Женя чувствовала, что градус ее легкомыслия стремительно повышается и скоро дойдет до точки кипения. Хотелось все потрогать и все примерить, пропустить между пальцами округлые гладкие бусины, накинуть на себя шелк, надеть диадему и покрутиться перед зеркалом этакой Марьей Моревной…

Она исподтишка взглянула на Романа – и покраснела, потому что он с улыбкой наблюдал за ней и, конечно, понимал, что творится в душе особы, столь падкой на изящество и красоту.

– Зачем… зачем ты меня сюда привел?..

– Хочу, чтобы ты выбрала себе наряд и украшения по душе. Ты ведь не собираешься идти на бал в джинсах?

– Почему бы и нет… – Женя возразила из вредности, ведь ее самозваный кавалер был прав: в джинсах на бал не ходят, а выбора – идти или не идти – у нее попросту нет… значит, остается последовать известной рекомендации: расслабиться и получить удовольствие. Хорошо еще, что от нее не требуют раздеваться донага и мазаться полетной мазью, а потом в таком виде принимать не самых приятных гостей. Хотя… еще не вечер, точнее, не утро, и до третьих петухов далеко.