– Да-а, – протянула Настя с уже знакомой интонацией. – Маме 45, а папе… он на 5 лет старше.

– О, а мне 46, – радостно подхватила Марта. И опять сменила тему разговора: – Мы уже идем на посадку. Я соскучилась по дому, но поняла это только сейчас.

– Последний год я часто видела во сне, как возвращаюсь домой… – помедлила Настя, – но только в старый дом, в Альметьевске.

– Мне тоже часто снится дача, и бабушка с тазиком для варенья… Мне кажется, это нормально, это ведь детство.

Небольшой толчок и характерный гул сигнализировали о выпуске шасси, в салоне стихли разговоры, начинался самый волнующий этап полета – приземление. Марта летать не боялась, но каждый раз, глядя на неумолимо приближающуюся землю, сердце замирало и почти не билось вплоть до касания колесами взлетной полосы. И как только это произошло, по старой русской традиции люди стали подниматься со своих мест, доставать ручную кладь, от чего в салоне воцарился хаос и брожение. Махина металла, пластика и стекла еще неслась вперед, скрипели тормоза, хлопали закрылки, а люди уже спешили по своим земным делам. Не стала исключением и Настя, она двинулась к выходу, словно хотела сбежать от своей попутчицы.

– Настя, – окликнула девушку вслед Марта, – меня встречает мой Кустов, если хочешь, мы тебя подвезем до дома.

– Нет, спасибо.

Девушка была вежлива, но рассеяна, что-то на экране смартфона расстроило ее. Марте, как обычно, захотелось ей помочь. И возможно, ей удалось бы навязать свою помощь попутчице, если бы не зазвонил телефон. И конечно же это был Кустов.

– Я стою у большого ящика, в котором давят апельсины, – интонация была суха, Семен Леонидович старался, чтобы его не заподозрили в излишней сентиментальности.

– Автомат по продаже свежевыжатого сока?

– Да. Не проскочи мимо меня, я тебя знаю.

– Постараюсь, – улыбнулась Марта, ей такие проявления любви нравились гораздо больше, чем уси-пуси.

Аэропорт – идеальная модель муравьиного мира, где соблюдение маршрута приводит к цели, где люди из хаоса толпы превращаются в высоко организованных насекомых: следуй указателям, стой на красной линии, туда нельзя, сюда нельзя, бери тяжелый багаж и тащи, выход через зеленый коридор. Марта это вынужденное отсутствие свободы терпела с большим трудом, ее творческая натура хотела свежего воздуха, простора и интересных людей вокруг. Она оглянулась по сторонам, ее попутчица как сквозь землю провалилась, а в очереди на паспортный контроль так хотелось с кем-нибудь поболтать.

Когда основная масса пассажиров ринулась получать свой багаж, Марта закинула луковую косу на левое плечо, в другую руку взяла дорожную сумку и гордо прошагала сквозь Зеленый коридор, чем весьма удивила таможенников, которые напряженно смотрели ей вслед, так и не остановив.

В фойе зала прилетов было полно встречающих, но такой лучезарной улыбки, как у Кустова, не было ни у кого. Повинуясь гипнотическому порыву, Марта рванула к своему доктору как необъезженная кобылица, чем напугала стайку праздных среднеазиатских таксистов, находившихся у нее на пути, и они расступились перед ней, аки воды Красного моря перед Моисеем.

Дальнейшее происходило менее эпично. Марта плечом задела автомат с апельсинами, что слегка изменило ее траекторию. В результате она на ходу уронила лук, споткнулась об него и в падении врезалась головой Кустову в солнечное сплетение. Таксисты были в восторге – они были рады, что избежали такой участи. Радость в глазах доктора потухла, и он согнулся пополам. Когда он наконец заговорил, то голос его был надломлен:

– Зато… такое не забудешь…