Наталья Николаевна вопросительно посмотрела на главного врача, тот мерзко усмехнулся.

– Как говаривал Салтыков – Щедрин[13]: «Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». Решились?! Так берите этого больного, а мы этак через денек напишем заявление в местное отделение полиции о его исчезновении. Начальник районного отделения мне весьма обязан, его вполне зрелая, но еще несовершеннолетняя доченька пару раз пребывала у нас будучи в сумеречном состоянии от употребления наркотиков, мы ее выводили из этого состояния, а вот бумаг о ее пребывании у нас, в юридической природе не существует. Заявление о пропаже Пушкина он зарегистрирует как положено, но ходу ему не даст. Каждого пропавшего сумасшедшего в федеральный розыск не объявляют. А для правовой социализации субъекта и на случай непредвиденных юридических казусов, вот вам визитная карточка.

И протянул Наталье Николаевне небольшой твердо-глянцевый прямоугольник бумаги. Та прочитала фамилию адвоката, и эта фамилия показалась ей смутно знакомой.

– Этому типу, – врач кивнул на прямоугольник, – я лично делал экспертизу, что его клиент, который у нас проходил лечение, находился в состоянии аффекта, когда он застал свою жену с любовником. Жену избил, любовнику переломал кости и порезал ножом.

– Вы не про Таню с Евгением говорите? – удивилась тому как тесен мир, Наталья Николаевна.

– Да не помню я как их звали, – равнодушно ответил главный врач, – меня попросили, я сделал. А попросил Владимир Иванович Даль, он с этим полковником, тогда лейтенантом и будущим адвокатом, тогда засранцем срочной службы, в одном подразделении служил. Даль там был начальником санчасти. Кстати с этим адвокатиком был прелюбопытный психологический случай, он жидко обосрался на войне и совершенно этого не стесняется[14]. Какового, а?

– Александр Иванович! – смущенно спросила Наталья Николаевна, – а почему вы всё это делаете? Ну для меня и для Александра Сергеевича?

– Мой дедушка, филолог кандидат наук – божий одуванчик, работал в музее Пушкина, – негромко засмеялся врач, – и он утверждал, что по мужской линии мы прямые потомки Александра Ивановича Тургенева. Хотя официально Александр Иванович Тургенев не был женат, но он очень любил красивых дам и делал им подарки. И как говорил не безызвестный Воланд: «Да, прав Коровьев! Как причудливо тасуется колода! Кровь!»[15]

Тургенев не стал рассказывать, что его уже покойный дедушка – одуванчик, добровольцем ушёл на фронт, защищал Ленинград, в рукопашной не раз резался с немцами, а при прорыве блокады был тяжело ранен и комиссован военно-врачебной комиссией как инвалид первой группы.

– Тургенев, это потомок писателя? Который «Муму» написал? – попыталась проявить литературную эрудицию и чуточку польстить психиатру, с наигранным восторгом проговорила Наталья Николаевна.

– Автора «Муму» зовут Иван Сергеевич Тургенев[16], он еще совсем молодым человеком всего лишь несколько раз встречал Александра Сергеевича, незадолго до его последней дуэли, – крайне сдержанно ответил Александр Иванович и вспомнил, что говорил его пушкинист-дедушка со слов Карамзина (сын историка) о Наталье Николаевне: «недалекого ума эта женщина». Муму! Нет бы вспомнила «Отцы и дети» или «Дворянское гнездо», одно муму у нее на уме.

– Александр Иванович Тургенев, – после короткой паузы с некоторым оттенком гордости договорил психиатр, – был тем человеком, который после ранения Пушкина дежурил в его доме, всячески помогая семейству поэта, а после его кончины, проводил поэта в последний путь. И если я его потомок, то как я могу отказать в помощи Александру Сергеевичу, когда он в беде? Как я могу не отдать его в любящие руки законной супруги?