В крепких объятиях ночи мы шли по набережной мимо Дворца Дожей и любовались, как огни от фонарей танцуют на поверхности воды. Десятки гондол выстроились в ряд, все как одна затянутые синим брезентом, и приготовились к ночёвке. Мы сели на катер и, сохраняя иллюзию оторванности от суши, отплыли. Все болтали, хвастаясь покупками и делясь впечатлениями. Мне говорить не хотелось. Я пыталась сохранить то особое состояние, которое подарила мне Венеция, некое волшебство и магию этого города, его частичку. Мне казалось, что в тот день я узнала нечто очень важное.

ВПЕРЕДИ БЫЛ НОЧНОЙ ПЕРЕЕЗД в Германию. Готовясь к нему, мы посещали уборные на парковке. Я умылась, почистила зубы и ждала Дениса на выходе. Вдруг двери мужского туалета с шумом распахнулись и из них, словно спасаясь от пожара, врассыпную повалили люди. Зажимая нос рукой и давясь от смеха, муж поведал мне историю, ставшую причиной этой экстренной эвакуации.

Наш многоуважаемый Григорий Иванович, будучи человеком бережливым и наслышанным о дороговизне Европы, выезжая из Питера, по максимуму запасся продуктами, в целях экономии и дабы не умереть с голоду. Его запасы путешествовали с нами в том же режиме, что и мы, то есть в автобусе, без холодильника, жарясь на итальянском солнце без особой вентиляции.

Именно в тот момент, на 9 день нашего пути, проводя инвентаризацию, он пришел к однозначному выводу, что «панночка померла», и, не задумываясь о последствиях, выкинул свой НЗ прямо в мужском туалете. Распространяемый при этом аромат делал просто невозможным нахождение с ним в одном помещении, и всем пришлось поспешно сливаться, не успев даже толком умыться. Последним в череде эвакуировавшихся был уборщик, потряхивающий пакетом и кричащий что-то по-итальянски.

ОСТАВАЛОСЬ ЕЩЕ ТРИ ДНЯПУТЕШЕСТВИЯ, но при отъезде из Венеции меня не покидало ощущение, что оно уже подошло к концу. В той или иной степени умытые, уморенные Венецией, мы сели в автобус, приготовившись провести так ночь. Люди потихоньку сворачивались калачиками на своих сиденьях, пытались уснуть. Ночь уже вступила в свои права, автобус выехал на автобан и, ритмично покачиваясь, убаюкивал. Прижавшись головой к стеклу, я почти заснула и уже видела первые картинки сновидений, когда громко и четко, на весь автобус, Наталья поинтересовалась:

– Григорий Иванович, может, мы свет все-таки выключим, или почитаем до утра?

Судя по дружному смеху, проснулись все.

Ночь в пути, транзит по территории Австрии и всего 2-хчасовая пауза в Дрездене. В бешеном ритме мы пробежали по городу, любуясь восстановленными зданиями. Глядя на альбомы с фотографиями города после бомбежки, я просто зажала рукой рот от ужаса. Там были сплошь руины, город был, без преувеличения, практически сравнен с землей. На этих фото скелеты домов пустыми глазами смотрят на хаос из проволоки, арматуры и бетона. Жалобно торчит затонувший в Эльбе мост, и от прекрасной Фрауэн Кирхе осталось только четыре оконных проема. После бомбежки 1945 года город отстроили заново, но очень тонко сохранили память о тех днях. Все камни, оставшиеся от взорванных зданий, которые можно сохранить или отреставрировать, использовали вновь. Теперь, глядя на фасады нового города, их можно отличить от новых по черной копоти, оставшейся с тех дней.

При входе в Хофкирхе прямо на ее фасаде сквозь копоть на русском языке нацарапано: «Замок проверен, мин нет». Перед моим взором сразу встал советский солдат, совсем еще мальчишка, волею случая нагруженный бременем быть сапером, и его взгляд на дрезденскую архитектуру.

Буквально на ходу съев немецкую сосиску, я купила миниатюру с дрезденским фарфором, и мы поспешили в автобус. Разграбив «дьюти фри» в порту Ростока, мы отправились в сторону Стокгольма, где до вечера предавались праздным прогулкам и ничегонеделанью. Мы ждали паром до шведской столицы. В этот раз нам удалось погулять и полюбоваться видами на суровое северное море.