Сияние и сумрак зеленовато-карих глаз преследовали меня потом несколько дней. И чем больше я думал о ней, тем яснее осознавал – это судьба. В конце недели я решился ей позвонить.

Мы встретились в Коломенском. Одета она была довольно просто, но вещи ей удивительно шли: атласная блузка, облегающая красивую полную грудь, синяя просторная юбка до пят. На голове желтел венок из одуванчиков. Увидев меня, улыбнулась своей широкой и открытой улыбкой, полностью обнажающей верхние десны. В этой улыбке проявились одновременно и задор, и озорство, и ещё что-то волнующее. Много позже я узнал, что властные складочки под щеками появляются у неё ещё тогда, когда она предается самозабвенным капризам. Я извинился за небольшую задержку, и вскоре мы уже шли под руку, вдыхая сладкие ароматы весны.

И нас закружило в этом весеннем вальсе пробуждающихся чувств, и не успело прийти лето, как вальс, совершенно не спросясь нас, перешел в настоящий водоворот, который, представьте себе, затягивал в пучину любовной страсти. Необыкновенно красочное переживание! Мы даже признались друг другу, что никто из нас никогда ещё не испытывал ничего подобного. И, размышляя об этом чувстве, я каждый раз вспоминаю то самое небо с «золотыми брызгами, разлитыми на рассвете» – ведь это её собственные слова! Впоследствии выяснилось, что и она тоже лелеяла в душе тот самый рассвет, и впечатления о нем поныне хранятся здесь…

Молодой человек посмотрел на дневник, который держал в руках так, словно это было единственное сохранившееся в пожаре сокровище.

– А потом зацвела липа, и счастье наше не имело пределов. Целыми вечерами пропадали мы в парках, прогуливались по тенистым липовым аллеям. Их медовый аромат пьянил и уносил ввысь. Наслаждаясь вечерней прохладой, находили мы покой и уединение на лавочках среди зарослей жасмина и сирени, смотрели на звезды, а потом друг другу в глаза, – и могли так очень долго всматриваться, сливаясь во взгляде, проникая друг в друга. В один из таких моментов, когда мы уже начинали ощущать, что мы одно целое, что у нас одно тело и одна душа на двоих, нам вдруг показалось, что наше единение породило нечто особенное, как если бы мы увидели совершенно самостоятельное духовное существо – плод нашей любви. В нем, казалось, собралась вся её жуть, как от последней грани духовного обнажения. И на мгновение у нас в сердцах промелькнул отголосок космического ужаса. Но нам и этого хватило с лихвой – паническое, обморочное чувство, надо сказать.

– Да, такие примеры иногда встречаются в художественной литературе, – вставила психотерапевт. – Но это первый случай в моей практике, чтобы кто-нибудь так ярко рассказывал о своей любви. Я смотрю, ты утонченная натура, прямо-таки лирик! Давно не слышала, чтобы кто-нибудь изъяснялся в такой возвышенной манере.