Между тем, Сергей Иванович раскрыл папку, перелистал какие-то бумаги, бегло читая их. Лицо его опять озарилось улыбкой.

– Вы поймите, Царёв, у нас нет ни намерения, ни желания коверкать вашу карьеру и жизнь. Ну, вот же, какая биография! На заводе с 15 лет, армия, причем, не какой-то там стройбат. Авиация! – он воздел указательный палец кверху, – потом комсомольские стройки в Сибири, завод им. Ленинского комсомола, рабфак, институт и, наконец, аспирантура! Член КПСС, член профкома, член комитета комсомола. Перед вами, Царёв, такие перспективы, а вы в диссидентство ударились. Что у вас общего с этими отщепенцами, оно вам надо, а? Вы только представьте, чем всё это может закончиться. – Сергей Иванович как бы даже опечалился, представив дальнейшую Санину судьбу.

Царёв молчал. «Сейчас, наверно, начнет вербовать в стукачи», мелькнула у него догадка, которая тут же и подтвердилась.

– Я вижу, что вы человек очень глубокий, вдумчивый и искренний. Ну, ошиблись немного, но эти заблуждения легко исправить, нужно лишь взглянуть на нашу действительность несколько иначе, поменять точку зрения и определиться, с кем вам по пути. Мне вот кажется, что мы с вами могли бы прекрасно поладить. Вы поможете нам, а мы всегда будем рядом и найдем возможность поддержать вас. Уж вы поверьте.

Царёв молчал.

– Вы не подумайте, ради бога, что я вас вербую в секретные сотрудники. Ни в коем случае, – Сергей Иванович оживился, расценив Санино молчание как согласие, ерошил свой короткий ежик, отчего стал, как бы, несколько выше.

– Сейчас время непростое. Идет холодная война. Мы должны сплотиться вокруг партии. Долг каждого советского человека, а тем более, коммуниста всячески содействовать, а не противостоять тем, кто находится на переднем крае. Нам нужно знать настроения в разных слоях: среди студентов, аспирантов, да и среди преподавателей, между прочим, – боец невидимого фронта перешел, наконец, к главному.

Вот оно. Дежавю. Как всё знакомо! В памяти всплыла картинка десятилетней давности. Молодого солдата Саню Царева, отслужившего целых две недели, у входа в казарму остановил офицер. Саня разглядел на погонах три маленьких звездочки.

– Товарищ рядовой, вы из какой роты?

– Из третьей роты, первый взвод. – вытянулся в струнку Царев.

– Вольно, вольно. Курите, – старлей протянул Сане раскрытую пачку сигарет «Родопи».

– Я не курю, товарищ старший лейтенант.

– Молодец! Это правильно. А я вот травлюсь. Ну, как служба, справляетесь?

– Так точно!

Офицер еще некоторое время задавал незначительные вопросы об учебе, о распорядке дня, не было ли случаев кражи в казарме, проявления дедовщины со стороны сержантов. Саня благоразумно промолчал, что их, «зеленых» грабанули в первую же ночь, забрав все деньги. Затем старлей неожиданно спросил:

– А рядовой Линдскаускас в вашем взводе?

– Так точно.

– Ну, и как он, вообще? – старший лейтенант сделал неопределенное движение рукой. Саня недоуменно смотрел на офицера.

– Как он ведет себя, что рассказывает, не было каких-либо антисоветских высказываний? – уточнил свой вопрос старший лейтенант, понизив голос.

– Д-да, нет, не б-было, – опешил Саня и даже стал слегка заикаться.

– Ну, вот и хорошо. А если что, заходите ко мне в штаб. Комната №217.

Царёв долго не мог прийти в себя после этого разговора. Ходил и присматривался к длинному, как жердь, энергичному литовцу. И надо же было такому случиться, после школы авиационных механиков, где Саня служил первые полгода, его распределили в один авиаполк именно вместе с пресловутым Линдскаускасом и ефрейтором Лычкиным из Калининграда.