– А как же он слушает, ведь «глушилки» вокруг?

– Папа влезает на стремянку и слушает под потолком, там чище работает, – простодушно ответила Юлька.

Еще он вспомнил, как армейский замполит на занятиях убеждал солдат, мол, вся эта вражеская пропаганда нацелена, прежде всего, на простых и недалёких Ванек, а не на Иван Иванычей. А выходит, что и Иван Иванычи интересуются. Но если интересуются, значит, хотят что-то уяснить для себя в этой нашей такой запутанной жизни. Вот вы, идеологи, и разъясните всё людям честно-откровенно. А люди поймут и станут доверять больше вам, нежели западным пропагандистам.

Примерно, такими мыслями Царев и поделился с аудиторией во время обсуждения его реферата. Первыми проснулись слушатели, а затем и профессор Иван Леонтьевич Колядин. Ему уже перевалило далеко за восемьдесят, и знаменит он был тем, что видел В.И.Ленина на 10 съезде РКПб. Аспиранты разглядывали Царева, кто с интересом, кто настороженно и с недоверием, а некоторые и с откровенным злорадством. Профессор Колядин, совершенно не ожидавший услышать на семинаре крамольные речи, вдруг начал зачем-то говорить про Всесоюзного старосту дедушку Калинина и других старых большевиков, об их кристальной честности, аскетизме и неподкупности, а затем и вовсе отпустил слушателей на целых десять минут раньше.

А на следующий день Саню вызвали в отдел кадров. Встретил его человек лет сорока, интеллигентной внешности с седоватым ёжиком. Белозубо улыбаясь, он протянул руку:

– Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Царёв. Давно хотел с вами познакомиться. Меня зовут Сергей Иванович. Да Вы присаживайтесь, в ногах, как говорится, правды нет.

Саню так и подмывало ответить фразой из знаменитой поэмы в прозе Вени Ерофеева «Москва – Петушки»: «А её нет и выше», но он решил, что это было бы слишком опрометчиво. Совсем недавно машинописный вариант книжки дали ему почитать всего на одну ночь. На столе лежал реферат Царева. Ага, ну вот теперь всё понятно. Только кто же стуканул, профессор или кто-то из аспирантов?

– С большим удовольствием прочел ваш труд. Занятно. Можно даже сказать, талантливо и виртуозно. Только выводы ваши, мягко говоря, неверные, а если откровенно, то и вредные.

– И в чем же заключается их вредность?

– Да во всём, – Сергей Иванович спрятал зубы, перестал улыбаться и заледенел глазами, – Вы что, на самом деле не понимаете? Вы учились и продолжаете свое обучение в идеологическом вузе. Государство потратило немалые средства на ваше образование. Пора отдавать. А вы вместо благодарности пытаетесь очернить государство, партию и ее идеологию.

– Я вовсе не пытаюсь очернить партию и идеологию. Я совершенно искренне хотел разобраться сам и обсудить в нашем коллективе некоторые проблемы. В чем тут криминал?

– Нет, дорогой товарищ, так не пойдет. Партия давно уже во всём разобралась. Без вас. А вы, как член этой самой партии должны следовать ее курсом. И не искать истину в «самиздате» и в лживых проповедях западных идеологов и их подпевал, которыми вы, между прочим, давно уже интересуетесь.

Царёву стало не по себе. Ему показалось, что улыбчивый Сергей Иванович знает о нём всё. По крайней мере, гораздо больше, чем он предполагал. О зачитанных до дыр машинописных самиздатовских листах «запрещенки», о ночных разговорах с друзьями-приятелями, о прослушиваемых тайком передачах западных радиостанций «Би-би-си», «Немецкая волна», «Голос Америки», радио «Свобода» и других. Саня, как заядлый радиолюбитель, перестроил свой «Океан», добавив диапазоны 19, 13 и 11 метров на коротких волнах. На этих частотах глушение не велось, поскольку наша промышленность не производила радиоприемники с такими частотами. А иных приемных устройств, понятное дело, у граждан в то время еще не было. Значит, в общаге есть «глаза» и «уши» КГБ и это, пожалуй, самое отвратительное в данной ситуации. Продолжать жить, заниматься наукой, пить пиво и водку с сокурсниками, спать с женщинами и подозревать, опасаться за лишнее сказанное слово, видеть в них возможных «сексотов».