Для ясности скажу: Бог племенной.

Без меры возлюбил народ ядрёный,

Мгновенно появлялся за спиной

В лихое время и стоял на стрёме.

В своей доктрине складно излагал,

Как нужно чужака держать за вымя.

Примером мог служить иным богам

И потому возвысился над ними.

Нюрнбергский не прошёл ещё процесс,

В ощип не угодил фашистский кречет,

И потому для «Лучше всех» с небес

Звучали зажигательные речи:

«Потомству передам, как связку бус,

Сей край, спасу от происков Корана,

В достатке завезу в любой кибуц

Бронежилеты, каски, дам охрану.

Поля и веси, рядом и окрест

Отдам народу, дабы жил привольно».

(Но как бы сделать так, чтоб с этих мест

Туземцы уходили добровольно?)

Бог контурную карту рисовал -

Заветный край, его отроги, реки,

И много раз границы исправлял

(Последний раз уже в двадцатом веке).

Пошёл Аврам вначале на восток,

Потом опять на юг решил податься

И, несмотря на возраст и песок,

Пришлось ему немало помотаться.

Был голод на земле. Старик ослаб.

Хотелось есть и ещё больше выпить.

Супругу он сажает на осла,

Со всем семейством следует в Египет.

Его подруга Сарою звалась

(Второе эр приобретёт позднее),

В деторождении судьба не задалась,

Зато намного прочих красивее

Прекрасна видом женщина была.

«Такую привести к нечеловекам -

Убитым быть в момент из-за угла,

А повезёт – всю жизнь ходить калекой» -

Так думал патриарх и, не шутя,

Он нравы изучал мест проживаний.

Подозревать в коварстве египтян,

У патриарха были основанья.

Отборы жён у пришлых и чужих

Оканчивалось часто мужа смертью…

«Меня убьют, а ей ходить в живых?

Что скажут наши будущие дети?»

Свой страх обосновал супруге муж.

Аврам придумал выход бесподобный -

Что Саре он не муж объелся груш,

А просто брат её одноутробный.

«Скажи всем, Сарочка, что мне сестра,

А я Авраша, твой любимый братик,

Иначе, не дожить мне до утра,

Сам фараон не даст таких гарантий.

Лишь для того, чтоб дальше быть с тобой,

Душа живая сохранилась дабы…»

И Сара согласилась быть сестрой

(Как женщины уступчивы и слабы…

А может, что иное на душе?

Припрятала пасхальное яичко?

Авраму ведь за семьдесят уже,

По меркам, даже древним, не мальчишка.)

Египетская расступилась тьма.

И к Саре подступили египтяне,

Прознав, что та красива и весьма,

К ней тянут руки с грязными ногтями.

Коростой на ладонях жёлтый ил,

Авраму он казался рыльной мазью…

Кормилиц ты великий, славный Нил,

Но сколько же в себе несёшь ты грязи!

Выплёскивая пену на поля,

Ты затхлостью болотною надулся,

И не поймёшь, где грязь лежит твоя,

А где с того, кто в реку окунулся.

На брата Сары стал Аврам похож…

(Похожим станешь хоть на чёрта, если

За женщину твою в кругу вельмож

Тебя готовы за ноги повесить.)

Любил красивых женщин фараон

И Сару стал обхаживать, как кочет,

Хоть было у него в избытке жён,

А вот здоровье выдалось не очень.

Авраму хорошо вблизи сестры

При фараоне было – вина, дыни.

К его услугам были до поры

Верблюды и ослы, рабы, рабыни.

Не обижал Аврама фараон,

С его женой прилично обходился.

Язычником он был, как царь Гвидон,

Бог племени за Сару рассердился.

За бородёнку тощую и в щи

Господь пять раз царя макал не хило.

(Ну, это я слегка переборщил,

Тщедушному и пары раз хватило.)

Аврама царь выводит на ковёр:

«За что же ты, браток, меня подставил?

Мне голову морочил про сестёр,

Жену по этикету не представил.

Зачем сказал: Она моя сестра?

И я её себе взял-было в жёны…

Катился б ты колбаскою лжебрат.

Подальше с глаз моих таких пижонов».

Прочь из страны Андропов тех времён,

Как Ростроповича, с его ослами

Изгнал Аврама. Впрочем, Фараон

Себе добра чужого не оставил.

Аврам опять вернулся в Ханаан,

При нём ослы, рабыни и верблюды.

Ложь во спасенье – это не обман…

Умеют же устраиваться люди!