– Как в Каприле.

– Значит, Борлетта осаждена?

– Уже пала.

Герцог просиял, как ребенок, получивший подарок на день рождения.

– Пала! И Кантейн сдался?

– Услышав о поражении Сальера, его люди потеряли надежду.

– А люди без надежды – опасная толпа, даже в республике.

– Особенно в республике. Горожане выволокли Кантейна из дворца, повесили его на самой высокой башне, открыли ворота и сдались на милость Тысячи Мечей.

– Ха! Убит теми самыми людьми, чью свободу пытался защитить. Вот какова благодарность черни, а, Монца? Лучше бы Кантейн взял деньги, когда я предлагал. Обоим это обошлось бы дешевле.

– Они готовы были немедленно стать вашими подданными. Я отдала приказ не убивать без надобности.

– Проявили милосердие?

– Милосердие и трусость – одно и то же, – огрызнулась она. – Но вам ведь нужна земля, а не жизнь этих людей? Мертвецы не могут повиноваться.

Орсо улыбнулся.

– И почему мои сыновья, в отличие от вас, не помнят моих уроков? Полностью одобряю. Повесьте только вождей. И выставьте голову Кантейна над воротами. К повиновению ничто так не подталкивает, как хороший пример.

– Уже гниет, вместе с головами его сыновей.

– Отличная работа! – Властитель Талина захлопал в ладоши, словно весть о гниющих головах звучала для него слаще всякой музыки. – Каковы доходы?

Подсчеты были делом Бенны, поэтому теперь вперед выступил он и вынул из нагрудного кармана сложенный лист бумаги.

– Город прочесан, ваша светлость. Все дома разграблены, полы вскрыты, люди выловлены. Раздел – согласно обычным правилам, по условиям нашего договора. Четверть тому, кто нашел, четверть – его капитану, четверть – генералам и… – он низко поклонился и протянул герцогу уже развернутый лист, – четверть нашему благородному нанимателю.

Улыбка Орсо, пока он пробегал глазами цифры, сделалась шире.

– Благословенно будь правило четвертей! Смогу, пожалуй, еще немного продержать вас на службе.

Он шагнул между ними, приобнял обоих за плечи и повел через открытое высокое окно обратно в кабинет к круглому столу черного мрамора, стоявшему в центре, и разложенной на нем карте, вокруг которой уже собрались Ганмарк, Арио и Верный. Гобба по-прежнему стоял, прислонясь к стене, скрестив толстые руки на груди.

– Как поживают наши бывшие друзья, а ныне злейшие враги, вероломные жители Виссерина?

– Почти все поля вокруг города сожжены. – Монца очертила на карте пальцем масштабы разорения. – Фермеры разогнаны, скот перерезан. Голодная ждет зима жирного герцога Сальера, а весна – и того хуже.

– Придется ему положиться на герцога Рогонта с осприанцами, – сказал Ганмарк со слащавой улыбкой.

Принц Арио захихикал:

– От которых много обещаний, да мало помощи.

– В будущем году Виссерин падет к вашим ногам, ваша светлость.

– И у Лиги Восьми будет вырвано сердце.

– Корона Стирии станет вашей.

При упоминании о короне улыбка Орсо расплылась еще шире.

– И благодарить мы должны вас, Монцкарро. Я этого не забуду.

– Не только меня.

– К дьяволу вашу скромность. Свою роль сыграли и Бенна, и наш добрый друг генерал Ганмарк, и Верный. Но невозможно отрицать, что это результат вашей работы – вашей неутомимости, решительности, целеустремленности! Вас ждут великие чествования, как некогда героев древнего Аулкуса. Вы поскачете по улицам Талина, и мои подданные в честь ваших многочисленных побед будут осыпать вас цветочными лепестками. – Бенна разулыбался, но Монца осталась серьезной. Почести ее никогда не привлекали. – Вас будут приветствовать громче, думаю, чем моих сыновей. Громче даже, чем меня самого, своего законного господина, которому они обязаны столь многим. – Улыбка Орсо угасла, и без нее лицо его разом постарело, сделалось печальным и усталым. – Пожалуй, слишком громко… на мой вкус.