Зашвырнув меня в подвал, мужчина с грохотом захлопнул дверь и закрыл её на два оборота ключа.
Вот и всё. Начинается самое интересное. Сейчас моё больное воображение вырубит остатки здравого смысла и я вновь испытаю то, что проживала в барачном подвале. Темнота… холод… паутина… грызуны… пауки…
Приходят они все одновременно и я начинаю орать, пока не охрипну. Но как и там – здесь на меня тоже всем насрать.
Захлёбываясь в собственном беспомощном крике, я вновь и вновь проклинаю свою жизнь, которую не понять зачем, дала мне мать. Вот зачем?
Просыпаюсь от скрипа двери. Тут же подскочив, я понимаю, что уснула прямо на лестнице.
Луч яркого света, от открывающейся двери, становится всё шире и шире, пока не ослепляет меня.
На пороге стоит Таисия с подносом в руках.
- Ужин, - шипит она и тут я замечаю, что за её спиной стоит охранник.
Даже в такой ситуации не смогла не позлорадствовать.
- Боитесь, что я опять собью ваше высочество с ног и убегу.
Я называю старшею по содержанию дома Лучевских именно так, за её вечно задранный до небес нос и излишнее высокомерие. Хотя она и позволяет себя так вести только со мной. С остальными она всегда очень любезна и мила, а вот меня могла и мокрым полотенцем отхлестать, когда я по ночам таскала сладкое. Ведь днём мне его категорически запрещалось брать и именно по приказу Таисии.
- Ты смеешь ещё и рот свой открывать, тогда вовсе без ужина останешься. Думаю, Руслан Маратович, будет со мной солидарен.
- Да идите вы в жопу вместе со своим Русланом Маратовичем и можете засунуть туда же и свой ужин, - ощетинилась я на Таисию.
- Я ему всё расскажу! И прямо сейчас!
Я показала ей средний палец и она вспыхнув, что-то зашипела себе под нос.
Дверь захлопнулась и я вновь погрузилась в темноту, а вместе с ней и в кошмарные воспоминания.
8. 8
Руслан
Стоя на летней террасе, западного крыла дома, я вглядывался в темнеющее вечернее небо и крутил в руках уцелевшую модель самолёта.
Она всегда попадала в цель. Даже будучи сопливым подростком, Алёна знала куда нужно ударить. И как!
В первый раз её увидел сразу после похорон отца. Девчонку привел в наш дом его секретарь. Маленькая, худющая, с грязными патлами вместо волос. Одежда в пыли, колени на старых брюках вышарканы. А главное она была абсолютной копией своей шлюхи-мамаши.
Я глядел на эту девчонка, а сам эту проклятую Марину видел и от этого внутри тут же расползались канаты ненависти и злости. Вначале её мать разрушила нашу семью, а теперь и эта малолетка пришла её добивать. Впрочем так всё и произошло.
Маму, её постоянное присутствие в доме, добивало с каждым днём всё больше и больше. Она не ругалась с Алёной, не гнобила, но каждый день я ловил материнские взгляды на приживалке и её глаза наполнялись слезами и горем.
А потом. Потом мама просто перестала жить. Нет, физически она существовала, но это была лишь оболочка, а внутри всё вымерло.
Как же я ненавижу этих чертовых баб – мать и дочь. Они убили маму. Убили её жизнерадостность, искренность, любовь, веру…
Поначалу я старался сдерживать свою ярость и злость на эту мерзкую приживалку, но Алёна просто не может жить в мире…
Через неделю, своего пребывания в доме, она облила все наши семейные фотографии черной краской. Меня это задело не так сильно, так как я уже не верил в то семейное счастье, что было запечатлено на этих фотографиях. А вот мама – мама рыдала навзрыд, ползала как маленькая вокруг этих карточек и отмывала от них, как могла, частички нашей прошлой жизни.
Тогда я закрыл Алену в комнате, а уже на следующее утро - посреди гостиной - нас ожидал новый сюрприз.