Они поселились в правом крыле. Левое отошло отряду Вардана.

Хозяева быстро заметили, что гости готовят себе еду на улице, и это их задело.

Хозяйка лично подошла, чтобы узнать причину:

– Неужели моя стряпня так плоха?

Она натянуто улыбалась, в ее низком голосе клокотала плохо скрытая злость. Можно было бы посчитать, что хозяйка обижена…

Но она слишком плохо притворялась.

– Что вы, – Вардан улыбнулся, казалось, вполне искренне. – Мы прибыли слишком поздно и не хотели вас утруждать.

Кьяра с подозрением покосилась на него. Она видела три анхеля, что он оставил на липкой стойке в маленьком темном помещении, которое считалось здесь столовой. За такие деньги Вардан без стеснения мог утруждать все их семейство хоть целую ночь.

Хозяйке пришлось отступить. Сделала она это с большой неохотой.

После сытного ужина Кьяра заперлась в комнате, которую выделили для нее, и не собиралась покидать ее до самого утра. В этом месте она не чувствовала себя в безопасности.

Дом казался ей странным и ненадежным. Ноги холодило тянувшим из-под пола сквозняком, будто внизу находился погреб.

Наскоро смыв пыль с лица холодной водой из таза, заботливо оставленного для нее на шатком, грубо сколоченном столе у окна, Кьяра забралась под одеяло, положив рядом с подушкой свою сумку. Она попыталась по совету Йегоша нащупать свой дар, но никакого света или тепла не было, только свалявшийся матрас под спиной и темноту перед глазами. Уже засыпая, Кьяре показалось, что она нащупала что-то горячее и мерно бьющееся в такт ее сердцу, но было ли это на самом деле или только приснилось, она не знала.

Все потрясения, что пришлось пережить за день, полностью ее вымотали, и она рассчитывала проспать до самого утра. Крепко и без сновидений…

Но была разбужена посреди ночи настойчивым стуком.

Дверь Кьяра перед сном заперла, но старый замок казался совсем ненадежным, поэтому для собственного спокойствия она заклинила дверную ручку спинкой стула. И похвалила себя за предусмотрительность.

В дверь стучали деликатно и монотонно. Кьяра не могла даже предположить, как долго ночной гость пытался добудиться ее, не потревожив при этом постояльцев в соседних комнатах.

Выскользнув из постели, она прокралась к двери, прислушиваясь к тишине в коридоре. Никаких других звуков, кроме стука, слышно не было. Несколько секунд Кьяра размышляла, а стоит ли вообще отвечать?

Но стук изматывал. И она всерьез опасалась, что звук не затихнет, пока она не сдастся и не подаст голос.

– Что случилось? – смирившись, осторожно спросила Кьяра.

На мгновение в коридоре повисла тишина.

– Госпожа, – мягкий и жалобный женский голос просочился в комнату сквозь щели в двери, – это Милла, дочь хозяйки. У меня к вам срочный разговор. Вы не могли бы открыть?

– Говори так, – велела Кьяра. Ни за что на свете этой страшной ночью она не стала бы открывать двери незнакомым людям… Да и знакомым тоже. – Если разговор настолько срочный, что ты не можешь подождать до утра, значит, и дверь для тебя не станет помехой.

Еще ненадолго по ту сторону воцарилась тишина.

Кьяра поежилась. Ей показалось, что от двери потянуло могильным холодом.

– Госпожа, – голос девушки задрожал от слез, – я боюсь говорить о таком под дверью. Вдруг нас услышат?

– Значит, расскажешь утром. – Решила Кьяра, уже возвращаясь в постель. – Уходи.

Вся эта ситуация казалась ей странной. Она никогда не боялась ночи и еще в детстве, бывало, убегала в лес после заката, спасаясь от гнева матери или ее мужа. Тогда в доме ей было куда страшнее, чем среди лесных шепотков и шорохов в темноте. Но сейчас все, чего хотела Кьяра, – спрятаться под одеялом и как-то переждать оставшееся до рассвета время. Открывать дверь и уж тем более переступать порог сейчас было слишком опасно, так говорила интуиция. А к ней Кьяра привыкла прислушиваться.