Я кивнула и слабо улыбнулась.

– Мне бы таблетку, от давления, что ли.

Тут уже рядом оказалась Наталья Владиславовна. Крупная, строгая и авторитетная учительница немецкого, она всегда напоминала мне Нинель Витальевну. А предусмотрительностью и вниманием к деталям – Елену Владимировну.

– От высокого или низкого?

– От низкого, – сказала я наугад.

Вообще-то мне было всё равно – лишь бы выпить хоть что-то: само слово «лекарство» действовало на меня магическим образом.

Я и моргнуть не успела, как в моей руке оказался блистер с белыми таблетками. Открыть получилось со второй попытки, но едва я проглотила лекарство, как почувствовала себя в безопасности.

Присутствие Натальи Владиславовны напомнило об Андрее. «Вот бы он увидел меня сейчас. Позаботился бы обо мне. Перед ним ведь не стыдно показаться слабой».

Мне уже представлялась романтичная картина: Андрей, склонённый надо мной и шутками отвлекающий меня от переживаний.

Но Андрея не было, и обо мне заботились другие люди.

С урока на перемену пришли Тори и Алина. Последняя сразу принялась расспрашивать: «Как это случилось?», «Как ты себя чувствуешь сейчас?», «Где болит?» Я улыбнулась, вспомнив, что её мама и бабушка – педиатры и беспокойство о самочувствии близких у Алины в крови.

– Случилось от плохого сна, наверное, – я постаралась, чтобы голос не дрожал. – Сейчас лучше, голова уже не болит, а просто кружится.

– Ну так спала всего пару часов, – прокомментировала Тори, устраиваясь рядом на диване. – Ты не ложись так поздно, а то предобморочным состоянием не отделаешься.

– Да, надо пообещать себе, – ответила я, косясь на приятельницу.

На втором уроке от головокружения остались лишь слабость и вялость. Даже голову я поворачивала через силу, будто преодолевая сопротивление. Разумеется, ни о каких уроках речи быть не могло. Елена Владимировна быстро расписала замены, и я отправилась домой.

«Какие десять минут? – думалось мне на подходе к дому, когда я переставляла ноги, сходя с лестницы в четыре ступени. Одну ногу, потом вторую, потом ещё несколько секунд постоять. – Дорога полчаса занимает, не меньше».

Маме я сказала, что в лицее выключили свет и всех отправили по домам. Конечно, если бы она взялась проверять, пришлось бы сказать правду. Но домашние слишком привыкли к моей искренности. Вот и хорошо.

Я отправилась в лучшее место на земле – в собственную постель. Заснула легко и проснулась далеко за полдень.

«А ведь сегодняшнее было первым звоночком», – осознала я.

От страха сводило живот. На меня надвигалось понимание того, что я не хотела признавать, и внутренние критики голосили на все лады: «Ты слабая», «Ты не справляешься», «Пора сдаться». Эти мысли не добавляли мне ни энтузиазма, ни веры в себя, поэтому второй звоночек прозвенел намного раньше, чем я ожидала.

Две недели спустя, как раз после своего дня рождения, я обнаружила на лице слишком сильную сыпь.

«Поменьше сладостей, – сказала я себе, критически рассматривая лицо в зеркале. – На празднике целых два куска торта съела, о конфетах вообще молчу».

Но в тот же день у меня поднялась температура. Родители вызвали врача, и она однозначно определила ветрянку.

– Вот это останется у вас на всю жизнь, – указала она на мой лоб и щёку, где розовели обидные вмятины. Откуда же я знала, что эти мерзопакостные прыщи нельзя расчёсывать…

Обижалась я, естественно, на себя. Лицо испортила – сама виновата. Ночами не спала, нервничала и поставила под удар иммунитет – тоже сама. В итоге коллеги загибаются, замещая уроки, – а я сижу дома. Где-то на курсах кипит жизнь – а я сижу дома! И Андрей без меня дежурит – а я…