– Слушай, если у тебя других дел нет, может, к нам приедешь? У нас гостевая комната на третьем этаже, там тихо, дети ломиться не будут. Переночуешь спокойно. Да и вообще, оставайся на сколько захочешь. Я тебе напишу, на какой поезд сесть.

– На поезд? – ужаснулась Эмили, словно ей предложили пройтись до Гринвича пешком.

– Все ездят на поезде, котик, не только плебеи.

Эмили фыркнула:

– Ладно, приеду. Не хочется снова в самолет. Да и на твоих безобразников посмотрю. Только на одну ночь, хорошо?

Она нажала на отбой, чтобы не дать себе передумать, и ткнула пальцем в иконку «Убера». Пусть Эмили Карлтон и никому не нужная старая развалина, но на поезде она не поедет.

Мириам

Мириам потихоньку притворила за собой дверь и глянула на сваленные горой игрушки, о которых дети, живя в Нью-Йорке, понятия не имели, – велосипеды, санки, ролики, самокаты и даже старомодная деревянная тележка – и улыбнулась. Повезло им всем, что переехали за город. Даже спустя полгода Мириам не переставала этому радоваться.

В прихожей, как всегда, словно ураган пронесся: перевернутые пуфики, разбросанные рукавицы, дождевики, шапки, ботинки, шарфы и зонтики. На кухне после завтрака не лучше – в шкафчиках будто бешеный енот похозяйничал.

– Привет! – прозвучало с дивана.

– А? – отозвалась Мириам, хотя отлично знала, что во вторник утром включить телевизор больше некому. Эмили пробыла у них три дня. Все это время она не вылезала с сайтов о знаменитостях, смотрела все передачи, следила за сплетнями о Риззо и Оливии Белль и, кажется, уезжать не собиралась. – Спасибо, что помогла убрать.

– А? – Эмили обернулась и осмотрела кухню. На ней была выцветшая футболка с надписью «Сначала кофе», а еще она натянула пижамные штаны Мириам, которые болтались на ней, как на вешалке. На диване лежал открытый ноутбук. – Слушай, я вообще-то и не приближалась к месту катастрофы. Ты что, до сих пор так и не наняла помощницу?

Мириам закатила глаза и сунула фильтр в кофемашину.

– Кофе будешь?

– А ты действительно на тренировку ходила? Или у вас тут принято с утра до вечера в трениках от «Лулулемон» разгуливать?

– И то, и другое. Я ходила на сайклинг к девяти.

– Ничего себе! Ну, ты даешь. Сроду бы не подумала, что Мириам Каган когда-нибудь сядет на велик.

– Пытаюсь выбираться хотя бы пару раз в неделю. Хотя до других мамочек мне далеко. Тренер спросил, кто на второй час останется, так половина из них руки подняли. А трое и на третий подписались.

– Минус три часа в день и сто двадцать баксов – нехило даже для Гринвича. В Санта-Монике в таком хотя бы вслух не признаются.

Мириам подлила в кофе молока и схватила круассан из пластикового ведерка с выпечкой из ближайшего супермаркета «Трейдер Джос».

– Я смотрю, ты на диете, – съехидничала Эмили.

Подруга продемонстрировала ей средний палец и откусила кусочек от круассана.

– Мгновение во рту, всю жизнь на бедрах! – не унималась Эмили.

– Круассаном больше, круассаном меньше – этим бедрам все равно! – Мириам ущипнула себя за бок, сунула в рот круассан и устроилась в кресле напротив подруги с чашкой в руке, стараясь не обращать внимания на ощущение, что живот свисает через резинку легинсов – супер-утягивающих легинсов с высокой талией. – Ты что делаешь?

– Спасаю свою карьеру. Меня, как «Снэпчат», задвинули на задворки. Слушай, когда мы успели так состариться?

– Да ладно, не такие уж мы и древние. Нам всего-то по тридцать шесть.

– Разуй глаза! У тебя трое детей и дом, над которым работал дизайнер! Ничего не хочу сказать, но он явно недолюбливает яркие цвета. Прямо пятьдесят оттенков серого, только без садомазо.