Темнота за окном сгущалась и отсвет багрового заходящего солнца от купола «Исаакия» становился все более зловещим. Жёлтый огонь с подсвечника тоже все более разгорался, и, казалось, сила уходящего светила переливалась в пламя моих свечей.

Приятно покоясь в воздушной мягкости кресла, я разглядывал дуло и весь пистолет, и размышлял: «Через несколько минут меня не будет.… Где-нибудь во вселенной нажмётся выключатель и сознание погаснет.… Нет никаких оснований полагать, что его «кто-то» включит вновь…. Может быть вот это продолговатое дуло символизирует собою мечту человечества о скорейшем прекращении спектакля-фарса именуемого жизнью? Может быть, специально изобрели это хитроумное устройство, этот курок-выключатель и, размножив, разослали всем народам, во все концы земли, чтобы те, видя простоту, лёгкость и доступность смерти, имели неоспоримое доказательство своему безумству в ощущении возможности самого короткого прекращения жизни, той самой жизни, за которую они так неистово держались прежде…

Люди, распугивая всю вселенную, стреляют друг в друга денно и нощно.… Кроме потрясённых и разогнанных пальбой земных животных, они заставляют разлетаться в страхе случайно забредшие в нашу галактику кометы…

Безобидные куски льда, пролетая мимо, уносятся прочь, услышав невообразимую перестрелку; солидные, увесистые метеориты шарахаются в безумной панике, стараясь однако сохранить внутреннее спокойствие вечного космоса… Такова витальная страсть «разумных»?!

Человечество, призванное к жизни в самых различных своих проявлениях, изобрело бесчисленное множество язвительных приспособлений, уничтожающих эту жизнь, стирающих с лица земли всякое проявление здравого глубокомыслия. Ещё не прекращались ни на одну секунду самые бессмысленные и кровопролитнейшие войны мира, именно с той самой поры, когда вселенское братство людей не на шутку принялось осознавать себя свободомыслящим и независимым ни от природы, ни от Бога, космическим феноменом…

О, нет! Прошу вас не говорите мне, что люди хотят жить! Нет! Они, сами того не сознавая, только и думают о том, как бы устроить свою смерть более безболезненной, простой и комфортной!

Мы все только и делаем, что обманываем друг друга и себя. Все, все!

Все движутся, с неизбежностью сомнамбулы к смерти; ходят ли они при этом, лежат ли, сидят ли, пишут ли книги, выращивают ли еду или теряют время, надоедают ли друг другу, забиваются ли в затхлые келии, или дышат просторным воздухом морей; так или иначе, все, все, рано или поздно умрут…

И великолепно зная об этом, всё равно разыгрывают самые горячие эпизоды самого наивного жизнелюбия. Они выдумывают гуманизм, этические ценности, нравственно-положительное, нравственно-отрицательное, политические интриги, идеологические спекуляции. И это, всё единственно для того, чтобы затмить себе ум, чтобы, хотя на короткое и отчаянное время, подбросить повыше в небо мозги и насладиться безумством невесомости… И ведь прекрасно, изумительно, блистательно знают, что всё равно мозги их упадут на землю, и расшибутся вдребезги, вусмерть, навсегда! О! безумцы!..»

Я вновь налил себе «херсонского» и, вновь откинулся в кресле…


Отчего-то захотелось подумать о том, а кто же безумнее всех из числа безумно живущих? И я, с невероятной лёгкостью, подумал что это, конечно же – христиане!

«Несчастные! Мне даже сейчас, перед лицом смерти, невыносимо жалко их бедные нейрончики! Да! Да! Их сумасбродные, жалкие и наивные нейрончики! Всю ту нервную ткань, в которой сосредоточена их странная вера. Придёт время, и они сгниют в чернозёме, так и не усмотрев, что даже их Бог, в котором они полагают своё спасение, был убит в этом мире, в котором они, сколько не тужься, не смогут быть выше и сильнее Его.