– Сдаюсь, сдаюсь, – признаю свое поражение. Если Эд увлечется и забудет, что у нас все-таки спарринг, а не настоящий бой, будет весело. Но я же обещал не просить пощады, не так ли?

Но мой противник помнит, зачем мы здесь. Стоит стукнуть здоровой рукой по полу, он немедленно ослабляет захват и встает, позволяя мне дышать полной грудью. Ребра вроде целы…

Неловко поднимаюсь, сначала на колени, потом в полный рост. Рука висит плетью. Больно, черт!

Боковым зрением вижу, как Маргарет срывается с места, а в это время Эд протягивает мне руку.

– Отличный бой, – улыбается во все тридцать два. Вид у него необычайно довольный. У Эда разве что немного содрана кожа на скуле (мне один раз повезло), в остальном он цел и невредим.

Усмехаюсь.

– Левую давай. – Протягиваю здоровую руку, сам виноват – вывихнул мне правую.

Эд понимающе хмыкает. Мы закрепляем окончание спарринга рукопожатием. Победитель отходит принимать поздравления, а ко мне подбегает Мэг.

– Как себя чувствуешь? Голова не кружится? – спрашивает тревожно.

Ну вот, а говорила, что палец о палец не ударит. Доктор – это призвание.

– Не кружится, – заверяю, все еще пытаясь выровнять дыхание. – Плечо вставь, пожалуйста.

Мэг закатывает глаза.

– Пошли в медблок, камикадзе.

Готов идти куда угодно, только бы получить болеутоляющее. Совершенно не умею терпеть боль.

Встречаюсь взглядом с Дилайлой. Поняла ли она, что отвлекла меня? Конечно, не стала причиной поражения, я бы все равно проиграл, но потрепыхался бы еще пару минут.

Ди чуть смежает веки, даже не кивок, но это ответ на вопрос, который, должно быть, написан у меня на лице, – поняла.

И ей ни капельки не жаль. Черт.

– Если бы я была твоей матерью, то заперла бы тебя в чулане и никуда бы не выпускала, – ворчит Мэг, накладывая фиксирующую повязку на мое поврежденное плечо.

Вколов болеутоляющее и вставив сустав на место, медик все же отпустила меня в каюту помыться и кое-как переодеться, орудуя одной рукой. По возвращении она занялась перевязкой, при этом не забывая ругать меня, как маленького. Причем будто я не просто ребенок, а ее крошка-сын, сбежавший из детского сада.

Закатываю глаза к потолку.

– Хорошо, что ты не моя мать.

– О да, – восклицает Мэг, – будь у меня такой сын, я бы поседела раньше времени.

Склоняю голову набок, рассматривая ее и пытаясь разглядеть седину в светлых волосах. Не нахожу. То ли умело закрашивает, то ли ей удалось сохранить свои волосы благодаря отсутствию ребенка вроде меня.

– У тебя есть дети? – прерываю ее очередное бормотание на тему юнцов-камикадзе. Мне любопытно.

Маргарет бросает на меня по-прежнему недовольный взгляд, не отрываясь от работы.

– Бог миловал, – тем не менее отвечает.

Улыбаюсь.

– Даже так?

По-моему, из Маргарет вышла бы замечательная мама, добрая и заботливая.

– Именно так, – подтверждает уверенно. – С тех пор, как я закончила медицинский, я таких болезней, таких ран насмотрелась… За вас переживаю, за своих детей – совсем бы свихнулась.

Что-то вроде этого любит говорить Рикардо, когда ему задают вопрос о причинах отсутствия семьи и детей. Что не готов подвергать близких опасности, что он публичная личность со множеством врагов, что с трудом удается защитить племянника… Словом, подойдет любой эффектный ответ, кроме банального, но честного: так получилось.

Принимаю версию медика и не спорю. На самом деле, больше всего на свете мне сейчас хочется положить свое бренное тело горизонтально и не меньше чем часов на десять. Болеутоляющее мне вкололи мощное – боль убрало быстро, но и в сон клонит так, что еще немного – и нырну с койки носом вниз.