– Чай, Андрею Сергеевичу в кабинет, – сообщает мне Люба, когда я возвращаюсь на кухню, ставит передо мной поднос с чайником, чашкой, лимоном и медом.

– А Дарина где?

– Чистит ковер в гостиной.

– Может, я почищу, а Дарина подаст чай?

– С чего это вдруг? – выгибает густые брови Люба. – Ты почему избегаешь Андрея?

– Да не избегаю я, – хватаю поднос и иду в кабинет Андрея.

Наверное, проще было уволиться и покинуть этот дом. Но не проще… Это снова побег. А бежать мне больше некуда.

Дверь в его кабинет, как всегда, приоткрыта. Мужчина стоит возле открытого окна, разговаривая по телефону. Быстро составляю с подноса чайник и чашку, в надежде быстро уйти и не встретиться глазами с мужчиной. Но, как только я составляю последний предмет на стол, мужчина заканчивает разговор и оборачивается.

– Задержись, – останавливает он меня. Ладно. Я слишком эмоциональная к нему. Неважно, что мои эмоции выражают ненависть, главное, что они есть, и это, видимо, заводит мужчин. Нужно быть равнодушной. Равнодушие бьет похлеще оскорблений. Надеваю маску безразличия. – Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, – безэмоционально отзываюсь я.

– Я сделал тебе прописку, – подходит к столу, вынимает из папки листок, протягивая мне. Беру, читаю совершенно незнакомый адрес. Мне безразлично. Моя прописка нужна была ему. Не благодарю. – Можешь пользоваться при необходимости, все законно. Временная прописка на три года, при надобности можем продлить.

– Хорошо, – просто киваю. Я не буду ей пользоваться никогда.

– Ты давно не брала выходной. Дарина уже справляется, можешь взять положенные тебе три дня.

– Хорошо, но выходные мне пока не нужны, – сдержанно отвечаю ему.

– Ты практически не покидаешь пределы усадьбы. Есть причины? – серьёзно спрашивает он. Ага, сейчас прямо рассказала ему все свои причины.

– Нет причин, – четко отвечаю я.

– У молодой, красивой девушки нет причин взять выходной?

– Андрей Сергеевич, если у вас нет больше рабочих вопросов, позвольте мне вернуться к работе.

– После того, как ты ответишь мне, понравились ли тебе лилии.

И тут моя отстранённость и холодность дает сбой.

Марк гаденыш! Обманул! Внаглую. Подружка-то у меня врушка. Ношусь тут с этими цветами, как дура.

– Цветы были от тебя?

– Ты ожидала их от кого-то другого? – ревностно интересуется он.

– Я вообще ни от кого ничего не жду. Цветы прекрасны. Но вам не следует больше мне их дарить. Нас должны связывать только рабочие отношения, – четко проговариваю я. – Не выкидывайте больше деньги на помойку, поскольку все ваши жесты полетят именно туда, – проговариваю и, не дожидаясь разрешения, покидаю кабинет…

Андрей

– Пап, смотри! – малая восторженно распахивает глаза, указывая пальцем в небо. Там воздушный змей в виде жар-птицы летит по ветру. Динка хлопает в ладоши и смеётся. Перевожу взгляд на семейную пару и мальчика лет пяти, запускающего змея. Счастливые, полноценные – все, как положено: мама, папа, ребёнок; женщина беременна вторым. Идеально до тошноты, как в рекламе йогурта. А у нас не так. Нет у нас мамы и не было никогда. Точнее, Дина никогда ее не видела. Ее мама умерла при родах. Когда Дину вытащили, Карина уже была мертва.

Мы даже не были женаты. Дина появилась по залету. Я радовался ребенку и возможности жениться – Карина шикарная женщина. Но то, что она шикарная, считал не только я. А все, бл*ть, кто попадался на ее пути. И Карина выбирала. О мертвых не принято говорить плохо, только вот хорошо не получается.

Я, как идиот, бегал за ней, по врачам водил, витаминами кормил, пылинки сдувал, пока не узнал, что Карина у нас элитная шлюшка. Нет, она гордо называла себя эскортом, но, как проституцию ни назови, суть от этого не меняется.