Так, срочно нужна подпитка организму.

— Боб, хватит хандрить. Пошли на завтрак.

Без стука в комнату вваливаются друзья: капитан, Рыжий и Леха.

— Иду, вот только чертов бейдж найду. Куда я его засунул?

Приятели бросаются мне помогать, и тут Петька хлопает себя по лбу.

— Погоди! Вспомнил! Когда мы пришли за тобой, ты сидел у стойки и тряс бейджем перед носом бармена.

— Точно! — Громов смотрит на меня. — Кто-то, не помню уже, кто, вырвал его у тебя из пальцев.

— Потом я видел бейдж у нас на столе, он лежал между тарелками, — поддержал его Леха.

— Бро, вы лучшие! — искренне восхищаюсь я. — Коллективный разум — это нечто. А я сейчас не в той кондиции.

— Но, — мы дружно смотрим на капитана, — когда я уходил, специально все проверил, не забыли ли что-нибудь. Бейджа не было.

— Звони в бар! — приказывает Рыжий.

Но разговор с директором, официантами и уборщиками ничего не дал: никто не видел бейджа, не выбрасывал его с мусором. Мы сходили на завтрак, друзья проводили меня к врачу, который, глядя на мою ногу, покачал головой.

— Слушай, Богдан, не нравится мне состояние раны.

— Игорь Михайлович, только не отстраняйте от игр, — умоляю я, ни на что особенно не надеясь: слишком много проблем завертелось, и все складывается против меня.

— Увы, Боб, придется, — заметив мое отчаяние, он успокаивает: — Пока на одну встречу, а дальше видно будет.

Прикидываю: время еще есть. Следующая игра через пять дней, все устаканется.

Увы, радовался я зря.

Новые неприятности не заставили себя долго ждать. Без бейджа меня не пустили на тренировку. Сумел пробиться только к раздевалке. Прихрамывая, шагаю по коридору и за дверью польской команды слышу скандал. Несколько человек кричат друг на друга, надрывая глотки.

Прохожу мимо, и вдруг дверь распахивается, и в коридор вываливается Паскевич собственной персоной. Красный, злой, растрепанный… Мы сталкиваемся взглядами. Он странно хрюкает и с воплем: «Кацапская свинья!» — бросается с кулаками.

Я не успеваю отпрянуть и пропускаю удар в солнечное сплетение. От боли сгибаюсь, из глаз искры сыплются и свет меркнет, но удерживаюсь на ногах. Зверею мгновенно.

— Сука! Да я тебя!

Сразу, без замаха, врезаю кулаком правой прямо в основание широкого носа. Брызжет кровь. Паскевич хватается ладонями за лицо.

— Курва! — орет он.

Не раздумывая, добавляю ногой по голени.

— А это тебе за сорванную игру и за курву!

Паскевич складывается, набычивает голову и идет на таран. Мы сцепляемся, секунда, и уже катаемся по полу, награждая друг друга тумаками. Из раздевалки вываливается польская команда. Игроки растаскивают нас по разным сторонам коридора, но мы рычим, материмся и пытаемся достать друг друга ногами и руками. Вся ярость, все напряжение последних суток выливается в эти вопли.

— Заткнулись все! — рявкает кто-то, и в наступившей тишине слышится только наше хриплое дыхание. — Устроили драку!

— Колесников, к боссу! — приказывает Сергей Иванович.

— Паскевич! — польский тренер что-то говорит своему игроку.

Только сейчас туман перед глазами рассеивается, и я понимаю, что коридор заполнен людьми. Вижу лица своих друзей, тренеров, администрацию в деловых костюмах. И где-то на заднем плане маячит Звездочка, всплескивая ладошками.

«Это конец! — выплывает первая мысль. — Все!»

Отчаяние душит, в груди появляется камень, который давит и давит на сердце.

— Пустите меня, — говорю тихо Мишке и Рыжему, которые держат меня. — Сам пойду.

— Боб, ты спятил? — от жесткого взгляда Иваныча некуда спрятаться.

— Я не начинал драку. Просто шел мимо, он выскочил из раздевалки, и сразу кулаком в живот,— говорю, и чувствую, что оправдываюсь. — Простите. Не сдержался.