Надеясь, что Кужеров не подведет, я распрощалась с РУВД до завтра и с наслаждением наблюдала, как вокруг суетятся Гоша и Сашка. Это зрелище стоило шишки на лбу. Стеценко приложил все свои специальные познания, чтобы завтра я не была похожа на единорога, а ребенок подал мне ужин. Сашка потом помыл посуду, а ребенок расстелил мне постель.

Пока они базарили, кто будет мне читать на ночь, я заснула.

Телефонный звонок разбудил меня ни свет ни заря. Схватив спросонья трубку, я услышала родной голос дежурного по РУВД Славы Ромашкина, который интересовался, куда и за каким дьяволом я послала опера Кужерова?

Я села в кровати, прокашлялась и машинально потрогала шишку на лбу. Голова трещала как после попойки, шишка на ощупь была больше самого черепа.

– Я его в больницу послала, лежачих дактилоскопировать. Коростелева, моего потерпевшего и вчерашнего злодея, – наконец, собравшись с мыслями, ответила я.

– А как ты думаешь, сколько времени на это надо? – меланхолично спросил Ромашкин.

– А сколько сейчас?

– Да, головушку-то тебе отшибло, – посочувствовал Слава. – Седьмой час утра пошел. Извини, если разбудил.

– А что, он так и не возвращался?!

– В том-то и дело. Собственно, сам Фужер никому не нужен, просто набор пальцевый тут с фонарями ищут, дежурной группе понадобился.

– Даже не знаю, что тебе сказать, – трогая свою шишку на лбу, я вдруг испугалась, что наш задержанный злодей вчера зверски убил опера Кужерова вместе с охраной и закопал в больничном саду. – Слава, а в больнице все в порядке? Вы с охраной связь поддерживаете?

– Конечно. Там все спокойно. Постовые говорят, что опер приходил около восьми, оттуда пошел дактилоскопировать потерпевшего.

– Ничего не понимаю. Слава, если Фужер найдется, позвони, ладно?

– Ладно, будем искать.

Положив телефонную трубку, я обнаружила в постели рядом с собой доктора Стеценко, правда, под отдельным одеялом, как и подобает порядочному доктору, изнуренному оказанием пациентке медицинской помощи ночь напролет.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, обозревая с подушки мое телесное повреждение.

– Нормально. Сашка, Кужеров куда-то пропал. Из больницы не вернулся. Ничего не понимаю.

– Ну и чего ты не понимаешь? – Он лег на бок, подсунул ладонь под щеку и залюбовался моей травмированной физиономией.

– Не понимаю, куда он делся?

– А чего тут понимать? У него вчера на лице было написано, что душа горит и просит продолжения банкета.

– Ты намекаешь, что он вместо больницы пошел в рюмочную?

– Почему? Тебе же сказали, что он дошел до больницы.

– Значит, после больницы пошел напился?

Я расстроилась. Мне сразу представилось, что Кужеров, напившись, потерял набор для дактилоскопирования, а заодно полученные отпечатки, ксиву и пистолет.

– Ну уж это не закажешь. Он большой мальчик.

Раздосадованная, я отбросила одеяло и накинула халат.

– Маша, – робко позвал Александр, не меняя позы, – ты извини, я вчера тут прилег рядом с тобой и заснул нечаянно. Я себе ничего не позволял, правда.

Я не удержалась и хмыкнула при мысли о том, что мы со Стеценко вполне целомудренно провели ночь в одной постели; в той самой, которая в свое время чуть не развалилась от наших жарких объятий. А тут – «ничего себе не позволял»...

– На сколько тебе поставить будильник?

Сашка тут же сел в постели:

– Не надо будильника, я уже встаю.

– Еще рано, двадцать минут седьмого.

– А я тебе завтрак приготовлю...

– Саша... – я присела на край кровати, – а почему ты говоришь со мной таким заискивающим тоном? Это тебе не идет.

Сашка помолчал, потом сказал:

– А я не знаю, как с тобой разговаривать. У меня все время такое чувство, что я что-то делаю не так.