Я положила перед собой бланк протокола, который начинался с данных о личности допрашиваемого.

– Как вас зовут? – спросила я.

Опера, естественно, обыскали его, никаких документов при нем не было, и вообще ничего не было. Ни денег, ни сигарет, ни телефонной карты. «Какие выводы?» – поинтересовалась я у Мигулько. «Либо машина его ждала за поворотом, либо лежбище рядом».

– Петров Игорь Юрьевич, – с готовностью ответил задержанный.

– Где вы живете?

– Я не местный, приехал из другого города, хотел хату снять, не успел.

– Не местный? А вещи ваши где?

– А вещи в камере хранения на вокзале.

– И документы тоже?

– А документы у меня украли в поезде.

– А вещи на каком вокзале? Можем съездить забрать, а?

– А я забыл ячейку. А что! Вас бы так заломали, вы бы тоже все позабыли. – Задержанный на глазах преображался, лепил из себя простого деревенского парня, и довольно удачно, я бы поверила, если бы десять минут назад не наблюдала в этом кресле жесткого бойца с хорошей реакцией, плюс к тому и недюжинного психолога – вон как он со мной разделался, в шесть секунд заставил меня освободить его от наручников и выпроводить всех присутствующих.

Темп беседы между тем нарастал крещендо. Но мы еще не ссорились, просто двигались на ощупь, он в свою сторону, я в свою.

– А вокзал помните?

– Не-а.

Я даже не могла упрекнуть его в том, что он откровенно издевался, столько искренности было во взгляде и в интонации.

– Ну а приехали-то откуда?

– Да я же сказал, у меня от страха все отшибло, ничего не помню.

– А имя свое помните?

– А имя свое помню.

– А что еще про себя помните?

– Ачто я еще должен помнить? – простодушно удивился он.

– Зачем приехали сюда, где работали, кто ваши родственники?

– Знаете, гражданка следователь... – Он замялся, делая вид, что вспоминает, как меня зовут, хотя я понимала, что он прекрасно запомнил не только мое имя-отчество, но и фамилию. – Знаете, Мария Сергеевна, шел я себе, никого не трогал, как вдруг слышу – стреляют. Я и побежал, а за мной – трое бугаев. Ну я и подумал, что это те, кто стрелял, хотят свидетеля убрать, я же как раз там мимо проходил, мог все видеть. А что бы вы на моем месте сделали?

– Хорошо, – терпеливо сказала я, подперев рукой подбородок. – Вы знаете, зачем у вас смывы взяли с ладоней? И с запястий?

– Смывы? А что это?

– Это вам ладони обтерли и в конвертик положили марлечку.

– Буду знать. – Он с интересом смотрел на меня.

– На этой марлечке найдут крошечные частички пороховой копоти, а может, еще и микроскопическую стружку с гильзы, и это будет означать, что вы совсем недавно стреляли. На пистолете, который вы выбросили за ограду хлебозавода, есть ваши отпечатки (это я сказала без особых угрызений – если эксперты их не найдут, это еще не значит, что их там не было).

– Та-ак. – Он, сидя напротив меня, тоже положил подбородок на сложенные руки. – И что же?

– А то, что на фоне показаний тех, кто вас задерживал, ваши сказки про «шел мимо, упал, очнулся, гипс» никого не убедят.

– Как вы сказали? – Он на секунду посерьезнел, но тут же сразу заулыбался.

– Господин Петров, – его фамилию я произнесла с изрядной долей иронии, поскольку не была убеждена, что так его звали от рождения, – глупо отпираться от очевидного.

– Тут вы правы, – легко согласился он. – А можно мне в туалет?

«Началось», – подумала я. Почему-то я все время ждала подвоха от своего подследственного.

Я встала и выглянула в коридор. Два опера, сидевшие на скамейке у двери, сразу поднялись и вытянулись в боевой готовности.

– Отведите подозреваемого в туалет, – сказала я и добавила, понизив голос: – Только смотрите в оба.