Сегодня быстро переодевшись в сестринской в чистую накрахмаленную форму, она решила проведать его.

Он ужасно изменился за эту ночь. Небритые щеки ввалились, и глаза лихорадочно блестели.

– О! Милая мисс Барнхем! Элис! – страдальческое лицо расплылось в улыбке. Говорил он задыхаясь, с трудом разлепляя запекшиеся губы. – Доброе утро!

– Доброе утро, Джон. – они договорились, что будут обращаться друг к друг по имени. И он единственный подопечный, которому она позволила эту вольность. – Как вы себя чувствуете?

Он попытался приподняться. – Лежите, лежите! Что вы? – испуганно запричитала она

– Сегодня не очень хорошо, как видите. – он виновато развел руками.

– А что сказал доктор?

– Боюсь, у меня не очень хорошие новости. Похоже, мне предстоит еще одна операция. – у него дрогнул голос, но он заставил себя улыбнуться.

– Джон, мне так жаль! Что я могу для вас сделать?

– У меня есть к вам просьба, мисс Элис. – он нашел ее руку и стиснул горячими пальцами. – Могу я рассчитывать, что во время операции вы будете держать меня за руку, вот как сейчас?

– Вы могли бы не просить меня. – Элис старалась говорить как можно бодрее. – Это моя работа.

– Нет-нет, мисс Барнхем. Я хочу видеть ваше лицо, когда приду в себя… если я приду в себя, – грустно поправился он.

– Не надо так говорить! Все зависит от настроя, вы же знаете.

– Вы выполните мою просьбу? – в голосе его звучала мольба. Он был так жалок, и вместе с тем, в нем чувствовалась такая воля и мужество, что Элис готова была пообещать ему что угодно. Элис кивнула, и он тут же выпустил ее руку.

– Ну вот. – он отвернулся от нее. – Теперь вы можете не обращать на меня внимания. Я буду спокоен. И больше не стану надоедать вам.

Элис вздохнула.

Целый день она носилась как угорелая из одной палаты в другую. К вечеру, не чувствуя ног от усталости, она дотащилась до сестринской и прилегла на кушетку. Ноги у нее гудели, она чувствовала себя разбитой и уставшей, но как только она закрыла глаза, ее будто что-то толкнуло: Джон Кросли! Она ведь обещала ему!

Она вскочила, накинула на плечи легкую шаль и побежала разыскивать санитара Дьюи, который знал все на свете.

– Его прооперировали, беднягу. – Заявил Дьюи, делая глубокую затяжку. – Что-то пошло не так, и он едва не отдал богу душу во время операции. Теперь он в своей палате, кажется без сознания. Но ты сходи проведай его. Он только и спрашивал о тебе, пока доктор его не отключил.

Элис нашла Джона Кросли в палате. Он уже приходил в себя. Он всматривался мутными, блуждающими глазами в лицо девушки и как-будто не узнавал ее. Элис схватила его за руку. Рука была очень горячая и мелко дрожала.

– Джон! Это я, Элис! Вы меня узнаете? – она чуть тряхнула его руку и наклонилась совсем низко, чтобы ему легче было видеть ее. Он ничего сказал, только поднес ее руку к губам. Элис поняла, что он узнал ее.

Как ни жалела Элис бедного капитана, выйдя из госпиталя, она сразу перестала думать о нем. Все ее мысли занимал теперь совсем другой человек, и думая о нем, она забыла об усталости, о других людях, даже о своем старом отце. Этот человек был для нее важнее всех людей вместе взятых.

Пока она не узнала своего возлюбленного, жизнь ее была довольно скучна. В основном, ее заполняла работа и забота о пожилом отце. Конечно, такую жизнь нельзя назвать веселой, тем более для молоденькой девушки. Но это мало беспокоило Элис. Она только боялась пропустить того единственного, который предназначен ей судьбой. Элис верила в любовь и знала, что будет счастлива рано или поздно.

Элис возвращалась домой довольно поздно, и отец никогда не спрашивал почему она задержалась. Она делала нужное, полезное дело, и он считал излишним надоедать ей вопросами. Он никогда не ложился спать без нее и всегда дожидался ее возвращения. Ужинали они тоже вместе в просторной гостиной, за старым большим столом. В их доме почти все было старым и обветшалым, многие вещи нуждались в ремонте или замене: расшатанная мебель старого образца, выцветшие картины на стенах. Они так привыкли к этой обстановке, что никому и в голову не приходило что-то изменить. Во-первых, они были небогаты, а во-вторых старик не любил швырять деньги на всякие глупости. И Элис знала, будь у него хоть миллионы, он жил бы точно также, в старом доме, со старой мебелью, в неприглядной обстановке, к которой привык.