– Чего там говорить, школу окончат и упорхнут в города, так что, батя, тут мне ловить нечего и некого, – засмеялся Жора.

– Колхозу плотник и столяр всегда нужен, платят хорошо…

– Батя, не смеши! – Жора, как товарищу положил отцу свою руку на плечо. – Сам хотел, чтобы я учился дальше, а теперь пятками назад…

– Да ты уже своё время ухлопал, за учебники снова надо браться, а тебя, поди, уже не заставить!

Жора задумался на время, заглянул в себя: «Да, пожалуй, отец прав, теперь его никакими посулами за книги не усадишь. Разве что к столу надо приковать цепями». Он всё хотел брать норовом, практической смекалкой, может, кое-что почитает, если жизнь заставит, как в армии зубрили уставы.

– Да и ему б всегда у нас работа приискалась. АТС своя имеется, – кивнул Антон Петрович в сторону Никиты, осоловевшего после трёх стопок самогона. – Упорхнуть нынче все мастера, а чтоб к земле пристать, то некому. Речь, конечно, не о вас, с меня достаточно, всю жизнь пашу землю, а толку…

Антон Петрович насильно не удерживал возле себя сына, коли хочет – пусть поедет, если у всех нынче пошла такая верченая-крученная жизнь…

Глава вторая

Отпуск у Никиты заканчивался. Братья собрались и поехали в Новостроевск. Это почти за шестьсот километров от родной станицы. Сели в поезд вечером, а утром Жору встретил совершенно незнакомый город старинной архитектуры. А по окраинам, как говорил Никита, тянулись современные жилые массивы. От вокзала рейсовым автобусом поднялись в город, проехали его из конца в конец. А потом ещё битый час ждали дачный автобус, в который набилось народу с вёдрами, кошёлками, лопатами и прочими вещами, по выражению Жоры, как сельди в бочку, что даже невозможно было стоять. Автобус тронулся с места, мотор натужно, надрывно ревел, исторгая из себя голубое дымное облако. Его тянуло в открытые окна, как всасывающим насосом и салон наполнялся угарным чадом. Один бок автобуса почти просел до земли. На каждой остановке – страшная давка, пассажиры за место были готовы драться, размахивая перед дверями вёдрами и сумками. Дачники напористо требовали других уважительно потесниться.

– Да что вам автобус резиновый?! – кричал в микрофон во всё горло сквозь гвалт, шум, вскрики, вопли людей, водитель. И просил освободить двери, которые с великим трудом скрепя, скрежеща металлом, еле-еле закрывались.

Разумеется, Жope, как гостю, эта езда вообразилась кошмарным сном. Остановок через восемь братья с трудом выбрались из автобусной толчеи. Никита с ходу подхватил с рук жены сына.

– Пуговки оборвали! – выпалил Жора, бравурно смеясь, держа чемодан брата и свою спортивную сумку.

Жена Никиты Альбина была скучная, наверное, нелегко ей в положении. Жора находил в её симпатичном облике нечто от артистки – Аллы Ларионовой. Такие же припухлые, чуть накрашенные помадой губы, а нижняя слегка завёрнутая книзу. Альбина несколько свысока держала голову, волосы были уложены пышным начёсом, почти как у той же знаменитости. Но Жора полагал, что все артистки зазнаются, и Альбина наверняка подражала своей любимице. Он почему-то так считал, не зная, соответствует ли это реальности? Хотя она работала всего лишь диспетчером на телефонной станции.

Никита жил в местечке, которое называлось Радиостроем. Здесь в два с половиной ряда стояло пять длинных домов барачного типа, в которых жили служащие «секретного» объекта. В те годы он занимался глушением «вражеских радиоголосов». За теми жилыми одноэтажными домами выстроились в цепочку ещё несколько финских сборных деревянных домиков. Вдоль тех бараков и сразу за ними тянулись к серо-голубому небу высокие раскидистые и пирамидальные тополя. В мае они начинали цвести, и затем от них летел обильно пух, устилавший землю, точно мыльной, взбитой пеной, запутываясь в траве.