Лера надменно улыбнулась, а Женя засмеялся в голос.

– О, еще какой творческий. Можно сказать – профессионально.

Девушка остановила его жестом, не поворачивая головы, словно отмахнувшись от назойливой мухи.

– Ну, допустим.

– Хорошо, – я кивнул, – ну тогда еще один наводящий. Это же, – я показал рукой на магнитофон, – в некотором роде ваши коллеги по цеху. Почему вы их так гасите? Простите, высказываетесь…, – я с нарочитой заминкой подобрал и связал между собой подходящие слова, – неодобрительно об их творчестве.

– Именно поэтому. Потому что не одобряю и вообще не считаю то, чем они занимаются, творчеством.

– А как это назвать?

– Низкопробщина. Как я и назвала ее ранее – деградационная субкультура.

– Та-ак, – протянул я задумчиво, – поясните дураку.

Лера снисходительно повела плечами.

– Агрессивная грубая музыка, примитивные тексты, вырожденческая панковская философия, пропаганда алкоголя и наркотиков, абсолютно мортидная, простите, – снисходительно усмехнулась она, словно споткнувшись о мой предполагаемый словарный дефицит, – разрушительная энергетика, пропитанная упадничеством и смертью. Это если кратко…

Мы ехали какое-то время молча. Лера, очевидно, восприняла это молчание как мои тщетные попытки переварить услышанное и привести какие-то внятные контраргументы. Но я, честно говоря, находился в каком-то непонятном эйфорическом состоянии. Я прямо физически ощущал, как в мчащейся по алтайскому тракту машине формируется какая-то новая, крайне важная и невероятно фундаментальная реальность.

Лера в нетерпении опять наклонилась вперед, как она это делала, вступая в диалог:

– Вам есть, что возразить? Хочется поскорее поехать в тишине.

– Да-да, я сейчас как возражу…, – пробормотал я, ожидая, когда закончится очередная песня. Прерывать любое произведение во время исполнения я никогда не любил, даже если оно записано на флэшке и кроме меня в машине никого не было – было в этом какое-то неуважение к исполнителю. Песня завершилась, я нажал на кнопку «стоп» и негромко хлопнул в ладоши.

– Итак, начинаем! – торжественно провозгласил я. – А начнем мы с музыки.

Я вышел из исходной папки в меню магнитофона и пробежался по списку в поисках нужной.

– Вы, Валерия, называете ее агрессивной и примитивной, но у «Короля…» есть и прекрасные мелодичные балладные вещи: «Утренний рассвет», «Забытые ботинки», «Защитники»… Не слышали? А, да, вы ведь не слушаете их.

Наконец я нашел нужную позицию в альбоме.

– Мне кажется, вы просто необъективно оцениваете их музыку, потому что не слышите ее за раздражающими вас образами и текстами. Но рок может быть на самом деле очень мелодичен. Например, очень популярное направление сейчас – «симфо-рок», не слышали? Классика в рок-обработке. Давайте сделаем перерыв и послушаем вот это. Просто послушаем. Для сравнения, так сказать.

Я включил выбранный трек. Мы опять ехали какое-то время молча, слушая заполнившие салон энергичные, но при этом крайне мелодичные композиции. Украдкой, благодаря очкам, я поглядывал в зеркало, наблюдая реакцию своих попутчиков. Павел, наморщив лоб, внимательно слушал треки, будто пытаясь узнать исполнителя и что-то вспомнить. Злата, казалось, вообще задремала. Женя покачивался в такт музыке. Лера сдержано ожидала возобновления разговора. Прослушав еще несколько треков, я нажал на «паузу» и обернулся назад.

– Ну, как вам? Только объективно. Согласитесь, неплохо?

Лера с легким вызовом продолжала молчать, хотя было видно, что музыка не вызвала у нее резкого отторжения. А может быть, даже понравилась, хотя она, конечно же, этого не могла показать присутствующим. Я продолжил: