В очередной раз мне предстояло усвоить простую, уже знакомую истину: во всем нужно разбираться самостоятельно, верить на слово нельзя никому…

Старинное здание парижской торгово-промышленной палаты впечатляет изнутри огромным внутренним куполом и неожиданной для административных хором светлой импозантностью. Своды чем-то напоминали Версальский дворец. Возможно, просто стенами из голого песчаника, отполированными одеждой, которым всё здесь было отделано.

Откуда такие купола, этот размах? Трудно было перебороть в себе приглушенный, но глубоко, словно наркоз, проникающий и связующий волю позыв инстинкта, заложенный, похоже, в саму природу. Не пора ли влиться в половодье коллективной воли и порадеть за общее дело? Не на муравьином ли труде зиждется весь муравейник.

Здание действительно навевало рабское чувство – чувство мизерности и одновременно сопричастности с чем-то безвременным, настежь распахнутым для всех желающих. Входи, мол, и будь как дома. Ведь перед величием все равны. Этакое воплощение равенства, но наоборот, при этом реальное, зримое, а это редко случается даже там, где громкие фразы высечены в камне над входом. И в это, конечно, меньше всего верилось. Разве вечное бывает доступным?

Чтобы выручить сумму, необходимую для внесения моей доли в уставный капитал, я помог N. N. провернуть выгодную закупку у моего бывшего работодателя-компаньона. Для печати своих клубных тиражей N. N. выторговал партию редкой бумаги, изготовленной без использования целлюлозы. И для упрощения расчетов N. N. напрямую оплатил мою долю, а оформлена она была на меня.

Волокита с бумагами должна была продлиться еще некоторое время, то ли несколько дней, то ли месяц. Но это уже не имело значения. Несмотря на то что бумаги пошли гулять по инстанциям, созданная компания официально начала свою жизнь, была наделена всеми правами и теоретически стартовала. Вот теперь-то и предстояло взяться за главное.

С чувством некоторой растерянности я в последний раз миновал огромных размеров деревянный портал и, оказавшись на улице, зашел в ближайшее кафе, заказал у стойки бокал «Пуи-Фюме». Хотелось хоть как-то отметить этот этап. Но не просить же у стойки шампанского. «Пуи» принесли не охлажденным, хотя и в ледяном запотевшем бокале. Вино оказалось средненьким…

Агнцы и волки – эти два типа я давно выделял для себя в людской природе. В действительности категорий было, конечно, больше. Но максимально упрощенное деление позволяло легко ориентироваться в трудностях, которые не могли не возникать в отношениях с людьми по извечным причинам, как правило, одним и тем же. Упрощение позволяло избегать грубых ошибок. В профессиональных отношениях эта схема работа безотказно.