– Заверни её теперь в бумажку, – сказала та.
– Какую ещё бумажку? – не поняла Оксана.
– В денежную. В самую крупную купюру, что у тебя есть.
Оксана вынула из бокового кармашка сумки двадцать гривен.
– Мало, – мотнула головой старая. – Крупную, я сказала. Это для дела надо.
Оксана вздохнула и вытащила из другого кармашка заначку в двести гривен.
– Заворачивай скорее!
Завернув золотую серёжку в розовую купюру, Оксана сложила её квадратиком и отдала «лесю» цыганке. Взяв свёрнутый пакетик, та поочерёдно приложила его к животу, к груди и ко лбу Оксаны, а затем к левому и правому плечу, сопровождая сие действие скороговоркой:
– Даю тебе счастье, даю тебе любовь, даю тебе разум. Не на год, не на два, а на все века. Забираю от тебя проклятье, забираю от тебя беду. Да сгинут они навсегда.
Дунув на свёрток, она мигом сунула его в один из потайных карманов своей объёмной юбки.
– Всё, иди, – добавила она, – и ни о чём не жалей. Всё что отдала, вернётся к тебе вдвойне.
Лишившись за одну минуту одной серёжки и двух сотен гривен, но зато в надежде обрести вечное счастье и вечную любовь, девушка в алой блузке и чёрной юбке ошеломлённо побрела по переходу на жёлтый свет. И тут важны были цвета, вернее, сочетание цветов.
Мы верим в любовь
«In love we trust». Табличка с такой надписью на английском языке, чем-то похожей на девиз «In god we trust» на долларовых купюрах, висела над головой Агнии. Ещё две таблички висели справа и слева от неё – «Бог есть любовь» и «Любовь превыше всего».
Как и подобает гиду, она сидела в одиночном кресле, установленном при входе в салон таким образом, чтобы видеть лица всех своих подопечных. Недостатком такого расположения являлось то, что сидела она спиной к водителю и не могла видеть всего, что происходило по ходу движения.
– Унгвар, – продолжала она свой рассказ, – застроен преимущественно двух-трёхэтажными зданиями. Поэтому многие культовые сооружения видны прихожанам с любой точки города. В самом центре возвышается костёл святого Юрия.
– Святого Юлия? – переспросил сатир Юлий, как бы очень удивившись.
– Мне кажется, вы очень большого мнения о себе, – осадила его Агния.
– Вам не кажется, – не остался в долгу козлоногий.
– Вон его башня над крышами торчит! – показала Агния рукой.
– Офигительно похожа на лингам, – подметила гарпия Карма, сидевшая у окна.
– Я бы даже сказал, – добавил сатир Юлий, – похожа на мой лингам.
– Что, действительно, похожа на твой? – иронически спросила у него длинноногая плеяда Хелен, которая сидела слева у окна и не видела костёл. Её высокие коленки вплотную упирались в спинку стоявшего перед ней кресла.
– А ты посмотри, чтобы сравнить! – усмехнулся сатир.
– Не хочу, – покачала головой плеяда.
– Да, охренительно похожа, – подтвердила фурия Ульяна, разглядывая башню, – при этом видно, что это явно обрезанный лингам.
– И он нависает над всем городом, – многозначительно заявил о. Владимир.
– Скорей не нависает, а стоит, – вновь не удержался козлоногий.
– Юлий! – осекла его сидевшая напротив плеяда Хелен. – Что за манера видеть во всём свой утлый челн?
– Я не ослышался? – поднял брови силен.
– Ты ослышался, – пояснил ему Юлий. – Хелен имела в виду мой член. Но разве я первым обратил на это внимание?
Не обращая внимания на вспыхнувшую перепалку, Агния продолжила:
– Но самой главной доминантой города, видимой отовсюду, являются две зелёных башни Крестовоздвиженского кафедрального собора, мимо которого мы сейчас проезжаем.
– Ой, сколько тут цыган! – удивилась наяда Эвелина, заметив перед входом в храм целую группу пёстро одетых ромов, которые назойливо приставали к выходящим со службы прихожанам, нахально выпрашивая у них деньги.