Жене не раз за свою недолгую милицейскую карьеру приходилось слышать подобные слова. В них звучали и горечь, и обида, и негодование, и сарказм, но чтобы их произносили таким тоном, каким хотят соблазнить, – никогда. Селиванов потянул за тугой воротничок своей рубашки.

– Я, Людмила Дмитриевна… – произнес он сдавленно.

Однако фразу Селиванов закончить не успел. Его прервал истошный крик, который заставил Женю вскочить, обернуться и принять боевую стойку. Кричал возникший в дверях, ведущих в смежную комнату, крупный мужчина лет тридцати пяти. Из одежды на нем были только трусы. Темные густые волосы всклокочены и торчали надо лбом, как козырек кепки. Квадратное с орлиным профилем лицо выражало ужас. Пьяный ужас, поскольку мужчина нетвердо стоял на ногах.

– Ты сказала, «Бриллиант» ограблен?! – безумно вращая глазами, закричал он.

– Да, – пролепетала бухгалтерша. – Мне об этом милиционер сообщил.

Только сейчас странный мужчина удостоил Селиванова взглядом.

– Это правда? – раненым медведем взревел он.

– Правда. – Продолжая стоять в боевой стойке, Селиванов обернулся к Ларионовой и укоризненно покачал головой: – А вы, Людмила Дмитриевна, плакались, что не замужем…

– Да какой там муж! – рявкнул мужчина. – Я директор «Бриллианта». Кадамов Олег Семенович.

– Ага! – злорадно произнес Женя и опустил кулаки. – Вот вас-то мне как раз и нужно!

– Так что же все-таки произошло? Объяснит мне кто-нибудь? – все так же громко, словно вокруг были глухие, спросил директор.

Похоже, время у Ларионовой на ближайший вечер уже расписано. С оскорбленным видом Женя ответил:

– Но вы же не собираетесь беседовать со мной в таком виде?

– Простите, – пробормотал Кадамов и заметался по квартире. Брюки и рубашку он нашел в лоджии, носки под диваном. Схватив одежду, хозяин «Бриллианта» скрылся в спальне. Оттуда время от времени на разные лады доносились его выкрики: – Черт возьми! Ч-черт возьми! – Наконец, застегивая на ходу манжеты рубашки, он подошел к столику, налил рюмку коньяку и одним глотком осушил ее. Потом с сигаретой в зубах плюхнулся на диван и уставился на Селиванова. – Рассказывайте!

Директор вызывал у Жени антипатию. Скрывая неприязнь, он сообщил:

– Охранник убит, магазин ограблен.

Кадамов хлопнул себя по ляжкам и воздел руки.

– Черт возьми! Ч-черт возьми! Володя убит!.. Магазин ограблен!.. Хамство! Какое хамство!.. Много взяли?

– Много. Все самое ценное.

То ли от волнения, а может быть, с перепою директора била крупная дрожь. Он осушил еще одну рюмку и вновь хлопнул себя по ногам.

– Черт, черт, черт! – Он напоминал большую курицу, которая, хлопая крыльями, пытается взлететь с насеста. – Я разорен!.. Ограблен!.. Нищий! Ни-ищий!..

На «старые дрожжи» директора развозило прямо на глазах. Женя встал и под одобрительным взглядом сидевшей между ним и Кадамовым бухгалтерши взял бутылку коньяку и спрятал ее за спинку дивана. Бесцеремонные действия милиционера рассердили директора.

– Что вы себе позволяете? – воскликнул он возмущенно.

– У нас серьезный разговор, – окатил Женя Кадамова ушатом холодной воды. – И ваши показания нам сегодня еще пригодятся.

Фаза возбуждения прошла, наступило торможение. Директор как-то сразу сник, обмяк и превратился в бесформенную рыхлую глыбу. Очевидно, он вдруг осознал всю глубину свалившегося на его голову несчастья.

– Спрашивайте, – уже другим тоном глухо произнес он. – Чем могу, я постараюсь помочь.

– Вот и отлично, – унимая раздражение, сказал Женя. – Когда вы вчера ушли с работы?

Одурманенный коньяком мозг директора работал отвратительно. Заговорил Кадамов медленно, с перебоями: