– Я рискну. Максимум, что я потеряю в таком случае, это просто деньги. Деньги можно заработать, а судьбе на деньги плевать. Или она даст нам шанс, или нет. Вы боитесь?

– Конечно. Я же вам сказала, у меня нет ощущения одинокости и азарта испытывать судьбу нет. Я действительно боюсь.

Подошли Наталья и стоявший неподалёку, чтоб не мешать нашему разговору с Ириной, Слава.

– Едем. Ты его ещё увидишь в зале, – она внимательно посмотрела на меня. – Не разочаруй её, романтик, она будет страдать, если у вас не получится. А тебе, Славик, желательно ни с кем не советоваться по этому поводу. Обзовут лгуном… позорище-то какое… Просто подбей бабки и участвуй. Глядишь, найдётся и на тебя управа, – она взяла за руку стоявшую Ирину, сказала ей: «Пошли», – и увела её с собой. Дима уже открывал ворота. Сев в машину, она, открыв окно, протянула Диме деньги. Слышно было, как он ей с гонором сказанул: «За счёт заведения». Она поманила его к машине, он подошёл, наклонился к открытому окну, она засунула деньги ему в нагрудный карман робы, при этом тихо ему что-то сказала. Дима разогнулся, лицо его покраснело. Она уехала. Дима пошёл закрывать ворота.

– Что она тебе, Димон, сказанула? – Славу распирало любопытство.

– Да ничего. До свиданья сказала.

– А чего покраснел тогда?

– Она ему сказала, что только содержанки цепляются за деньги, которые не заработали. Женщина, которая зарабатывает сама, сама их и тратит, – у Николая был действительно превосходный слух.

– Тогда понятно.

– Что тебе понятно-то?

Я спустился в яму.

– Хорош, мужики. Баба на корабле – каюк кораблю. Давайте работать. На сегодня впечатлений хватает и без вашей ругани. – Меня услышали. Через какое-то время стал слышен отчётливый стук рихтовки, который производил Дима, и общее молчание думающих о чём-то своём мужиков.

Когда ты работаешь и кредитов у тебя нет, а зарабатываешь ты достаточно, то, по идее, деньги у тебя всегда должны быть. Логично? Логично! Смею вас заверить – это не так. Деньги у меня были. По крайней мере, свой взнос я мог внести без проблем, и даже ещё чуток осталось бы, на поддержание штанов так сказать, а вот за Ирину у меня уже не было. Если ты холост и затраты на семейный бюджет у тебя минимальны, то все кому не лень знают о твоих финансовых активах и стараются брать у тебя в долг. Будучи не обременённым обязательствами перед женой и возможными детьми, ты, соответственно, в долг даёшь. И берут. Не стесняясь. А вот с отдачей, как я убедился, когда мне понадобились свои же кровные, хуже некуда. У меня создалось впечатление, что деньги, которые я давал взаймы, уже мне не принадлежат. Они, эти деньги, как бы сами собой выросли в чужое благосостояние, которое я с наглой уверенностью, что прав, попытался разрушить. Должник рад тебе только в одном случае: если ты забыл о своих деньгах или, хоть это и прискорбно для должника, взял и умер. Каких только оскорблённых чувств своих должников я ни ощутил, каких речей ни выслушал… Я, грешным делом, стал завидовать уже женатым, по уши сидящим по желаниям своих благоверных в кредитах и не могущим по определению давать деньги в долг. Единственным отдавшим деньги тут же и ещё извинившимся за задержку оказался сосед по лестничной площадке, запойный пьяница, перехвативший у меня пару месяцев назад пятёрку во время запоя.

Столкнувшись с ним в лифте, наслушавшись за день всевозможных отказов по всевозможным причинам, почему мне не могут вернуть мои же деньги, я со злостью спросил его: «Ты, сосед, деньги собираешься вообще возвращать?» Сосед не обиделся, не возмутился, он просто и естественно спросил: «Сколько?» – «Сколько брал, столько и верни». – «А сколько я брал?» Я, грешным делом, подумал: издевается, гад, возвращать не хочет. Со злости и брякнул: – «Десять! Сколько ещё!» – «Ты меня извини. Я когда в запое, я просто не помню, у кого и сколько беру. Неудобно, конечно, спрашивать у людей: „Я у тебя денег не брал, случайно?“ Обычно уже все знают и, когда пропьюсь, мне сообщают, сколько давали. Я тебе сейчас занесу».